— Не начинай с утра пораньше, будь добр, — откликнулся Феникс из-под одеяла.
— А вот и начну! — рассмеялся Урмё. — Я уже пять часов на ногах, кучу дел переделал! Отнёс образцы своим умельцам на обследование, пусть установят, чьи были останки и как их до такого состояния довели, а так же землю из того горшка. Над дневниками Нгуэна подумаем вместе с тобой, это может подождать. Заглянул к лекарю академии по поводу снадобий, который нашли в комнате мальчика. Там ничего интересного: содержимое соответствует надписям. Причины того, что прописали успокоительное и снотворное весьма банальны, но подходят скорее взрослым людям, у которых дом-работа без выходных и нормального сна. Лекарь сказал, что у Чиёна неконтролируемые вспышки гнева и общая измотанность. Однако, мой драгоценный друг, наверняка ты знаешь, что это присуще всем Теням незадолго до инициации. Правда выписали те снадобья аж в прошлом году, но конверты почти полные, лекарь сказал, что других мальчик не брал. Можно лишь гадать, что при таком-то диагнозе с ним творится.
— Ты своей болтовнёй с утра пораньше мёртвого поднимешь, — проворчал Нолан, изо всех сил стараясь проснуться.
— О, я в этом деле ещё чуть-чуть и буду мастером, особенно если останки из того сундука заговорят через моих умельцев. А какие мысли тебе приходят в голову по поводу снадобий Чиёна?
Тишина.
— Мой дорогой друг, пробудись уже наконец!
— Я не сплю, а думаю.
— Думай, пожалуйста, вслух, я не умею читать мысли.
— Я тоже…
— Может, это и к лучшему…
— … думаю, с Чиёном всё непросто, и дело не только в нём. Кажется, он стал инструментов в чужих руках.
— М-м, с чего такие выводы?
— Чутьё, — зевнул Нолан.
— О, наконец-то твоё чутьё проснулось! И ты вставай! А между прочим, я ещё выбил аудиенцию у двенадцатого советника на завтра после обеда. Ты со мной?
— Конечно! Это ведь моя часть работы, как и договаривались.
Нолан сел на узкой кровати, потёр глаза. Рядом на тумбочке дымилась чашка крепкого кофе, стоял стакан воды, благоухали маленькие булочки с маком. Урмё с ногами забрался на широкий подоконник, тёмная штора с тяжёлыми кистями скрывала его почти полностью и чуть колыхалась от сквозняка. Феникс присмотрелся к другу. То, как старательно тот отводил глаза, наводило на нехорошие мысли.
— Двенадцатый советник? Кто он? Я его знаю?
— Нет. Он только четыре года в совете. — Урмё чуть наклонился вперёд, отчего тень его курчавой головы на шторе стала выглядеть гротескной, драматичной, будто шут-горбун приветствовал своего короля.
— Не томи. Что успело случиться, пока я спал? — с нажимом спросил Нолан, отпивая кофе.
— Шермида… — помолчав, выдохнул Урмё. — Мои информаторы видели, как вчера она вошла в дом двенадцатого советника и до сих пор не вышла. А он, Маурицио Маушкин, отвечает за развлечения и искусства в городе, тот же театр уличный, артисты приезжие. Смекаешь? И ещё он является представителем Ярмехельских Энба. Они с Шермидой одной породы. А они, эти Энба-олени, всегда друг друга покрывают. Подкопаться к ним будет ой как не просто. Брунгильда не ошиблась.
— Да, пойти вместе — самое разумное решение, — нахмурился Нолан.
Его тревожила торопливость речи друга. Как только на горизонте появлялась Шермида, оба детектива будто сходили с ума, но у Феникса была любимая Олли, которая помогала противостоять неуместным порывам. Но у Урмё не было никого. И сейчас он болтал без умолку, только чтобы не оставаться наедине со своим вновь вернувшимся влечением, и это спустя двадцать два года! Как мальчишка, право слово!
— Хайме и Йон-Шу выздоровели и вернулись к работе. Но я их сегодня опросил, они ничего нового не рассказали. А, жаль… Думаю, и твой родственник, в которого стреляли, тоже уже в порядке. Поэтому я попрошу тебя, мой драгоценный неизменный напарник, переговорить сегодня с ним. Потому что если пытались через него выйти на вашего главу, Гурджега, нового советника, то это может быть связано с прежним, который внезапно покинул должность. Переговоришь? Не так уж много времени прошло с покушения, события не должны были выветриться у него из головы так быстро.
Феникс кивнул. Урмё, скрытый полупрозрачной шторой, напевал шутливую песенку, выстукивая пальцами по подоконнику, погружённый в раздумья. Нолан вспоминал сказанное и медленно просыпался, глядя на друга и делая мелкие глотки из чашки. Кофе был сладким, как он любил. А вот дома считалось расточительным добавлять сахар в напитки.
Отсюда, почти из центра Лагенфорда, деревня Фениксов в горах виделась чем-то далёким, почти несуществующим. Нолан с большим трудом признался себе, что домой его не тянуло. А что там его ждало? Сына изгнали в странствие на пять лет. Жена в Доме Матерей, и встречаться с мужем не могла часто, к тому же сейчас посевные, и женщины заняты на виноградниках. Отец — то спал, то брюзжал, хотя в последнее время у него наметились, вроде, ученики на лекарское мастерство. И всё. Если бы не работа, то ещё долго не появился бы повод вернуться туда, ну, если только забрать немного личных вещей.