Рихард Феникс. Остров. Книга 2

За какие-то двести с небольшим лет захватило новое племя всю середину суши на западном берегу Великой реки, от вулкана, их породившего, на севере, до большой пустыни на юге, до гор и озёр на западе. И не было никого, более жестокого и воинственного, чем это племя, в котором совсем не рождалось девочек. И после этих алых дикарей не оставалось ни плодородной земли, ни живых мужчин чужих родов, ни сил богов у запятнанных женщин. И не было у Гэньшти-Кхаса власти над жестокосердными созданиями, ни один бог не мог докричаться до них.

— Они ведь так перебьют всех Детей моих! Что же я наделала своим злословием? — наконец прозрела Эньчцках. Но было уже поздно.

Нависла угроза над остальными племенами, да только люди все сбежали-попрятались, а вот Дети богов встали против лавовых воинов. Да вот не все, лишь Ангуис, которые не растеряли своей любви к кровавым битвам, да Фениксы, которые стремились избежать ещё больших бед.

Фениксов род, что появился последним на той стороне Великой реки, отправился на помощь братьям и сёстрам, но Тени, подчинившие себе те территории, не пускали их, да так яростно, что превратилось это в битву, цели которой не знали и сами воины. И спустя много дней и много жертв, когда даже ночью было светло как днём от воспаряющих в небо огненных птиц, пробились остатки Пламенных Берсерков к своим близким: Красногорцам, идущим с севера, Пустынным Кузнецам и Искрам Песков, поднимающимся с юга.

И началась ужасающая битва. Даже боги поражённо молчали.

Десять лет погибели. Десять лет кровавых рек.

И не могла больше сказать Гэньшти-Кхаса, что не заметит, если пропадёт пара тысяч существ, топчущих её. Каждая смерть отпечатывалась в ней дикой болью. И хоть гибли противные ей Дети богов, но теперь воспринимала богиня их как родных и каждого оплакивала. И слёзы её стали кровью, что шла из рассечённых волос её лавовых воинов. И волосы отрастали очень быстро, ведь столько слёз ещё оставались невыплаканными. И не было победителей в том сражении. И все были проигравшими.

Но завершил безумства истинный Чародей Фарлей. Поднял он такие высокие волны, что подхватили они чертоги Кэньчцкху и Эньчцках и принесли в центр битвы; и воды вымостили дорогу к Солнцу, чтобы спустился бог на землю и рассудил всех верно. И от подчинённых воле одного Чародея вод обнажился проход в чертог богини Гэньшти-Кхаса. И когда четверо великих собрались вместе, то прекратили все распри. И спустилась ночь Великого затмения в одна тысяча сто одиннадцатом году, и боги, усыпив всех враждующих, решали, как им быть.

Все боги чувствовали свою вину в произошедшем и молча раздумывали, наконец Солнце сказал:

— Я видел. Я наблюдал. Я заметил связь. Как только стало лавовых воинов больше, чем Детей богов, то переменились они, их сердца наполнились тьмой.

— Но как же так, всемилостивый отец, — робко обратилась Эньчцках, — вместе с первым изначальных пустых было семеро, а наших родов всего шесть: Ангуис, Фениксы, Боа-Пересмешники, Тени, Энба и Чародеи?

— Нет, — качнул головой Солнце и корона на его голове осветила низкие чёрные тучи. — Была дочь твоего рода. Ты её создала, и, хоть она пропала, но сущность её никуда не делась. Ведомо тебе или нет, моя возлюбленная дочь, но душа Сойки пряталась в южных вулканах и перешла в новое племя Гэньшти-Кхаса, которое повела та от сына моего драгоценного, от Кэньчцкху. Но для наблюдения за ними, за направлением их деяний в нужное русло, следует тебе воссоздать изначальную Сойку. Таково моё веление. Таков порядок.

— Да, великий отец! Сейчас я всё сделаю!

— Сейчас ты не сможешь, дочь моя. В твоём сердце недостаёт любви.

— Отец, — поклонился Кэньчцкху, — как вернуть супруге моей любовь?

— Время лечит, сын мой. После произошедшего больше ничего не будет прежним. Пусть Эньчцках остаётся над тем вулканом, чтобы помнить, наблюдать и учиться снова любви. И лет через двести по местному исчислению всё должно исполниться. Ищи, дочь моя того, кто услышит тебя, и тогда ты станешь ещё полнее любви, станешь той, коей я тебя создал.

— Повинуюсь, отец!

— А что же делать с моим племенем? — робко обратила Гэньшти-Кхаса, указав на багровые тела, лежащие вокруг до самого горизонта.

— Отбери семерых самых молодых, кто пролил меньше всего крови, внуши им иную историю и отправь на юг, дабы научились они в мире и покое уживаться.

Позвала мать-земля, и встали семеро. Подошёл к ним Солнце, обернулся к детям своим и любовнице, молвил:

— Чем больше различий меж видами, тем меньше любви. Тем ты, Эньчцках, поставила Ангуис под удар, тем обрекла Боа на горькую долю. И потому, Гэньшти-Кхаса, я забираю цвет кожи и глаз твоего нового племени, но в наказание оставлю лишь волосы. Плачь через них, страдай, помни, не забывай. Но как только в роду появится восьмой с такими волосами, они все умрут, следи за этим, Гэньшти-Кхаса, внуши им нужный путь.

— Я поняла.