— И то верно. Но ты не сможешь умереть сразу, будешь очень долго страдать, возможно несколько сотен лет. Ты этого хочешь?
— Нет.
— Тогда я предлагаю тебе нож из той опасной породы с другого континента, чтобы наверняка.
— Да, так будет вернее. Не люблю боль, не люблю терзания, не люблю мучить себя и других.
— А что же ты любишь, Феникс?
— Когда всё у всех хорошо.
Улыбнулась Гэньшти-Кхаса, пропустила его недомолвку-уловку мимо ушей и сказала:
— Тогда в момент твоей смерти я заберу то, что причитается мне, и то, чем ты хочешь напитать статуи, чтобы сохранить северное племя, своих первенцев.
— Да, прошу тебя!
Так и поступили.
И явился перед богиней огромный нож, который бы легко лёг в руку последнего великана, что ожидал своего друга наверху, у жерла вулкана. Вылетел Феникс, подал Охору нож и в тот же час был убит по собственному велению. Он обернулся огненной птицей, а оружие мигом сгинуло. И пока летела птица-феникс к Солнцу, Гэньшти-Кхаса вытянула из неё все невероятные жизненные силы и, не оставив ничего себе, сдержав обещание, направила их в семь статуй в подкове Красных гор да таким сильным порывом, что одна часть гор рассыпалась в песок и получился проход. Ну что ж, никто не смеет винить в том древнейшую богиню, да и ни одной статуи Феникса она не задела. И с тех пор в Красных горах, хоть и обращённых на север, стало очень тепло. Даже Солнце приблизился в любопытстве.
А то, что за труды причиталось ей — человеческую суть, мужественный лик и сильное тело Феникса — Гэньшти-Кхаса свила в три клубка, из них с любовью выткала три ленты — красную, серую и жёлтую — и повязала их на голову маленькой фигурке своего огненного гостя, поцеловала в лоб и сказала:
— Не торопись, расти, становись человеком, выйди на поверхность, моё дитя, и ты увидишь прекрасный мир, в котором обретёшь своё счастье. Я верю в тебя.
Но потом, опьянённая встречей с Кэньчцкху, Гэньшти-Кхаса забыла о своём новом творении, а тот, запертый, рос день ото дня, как велено было, неспешно. И когда богиня насмотрелась на жизнь своего нового южного племени, обратила и к северу свой взор. И обомлела.
Над жерлом вулкана висела яркой звездой Эньчцках, посылая но голову нерождённого сына земли страшные проклятия.
— Ты совратила моего мужа Кэньчцкху — сделала подлость! — ярилась Эньчцках. — А теперь внутри тебя зреет нечто чудовищное, в чём заложена опасность для Детей богов!
— Нельзя с ним так! — вскричала Гэньшти-Кхаса. — Прибереги злословие для своих Детей, не трать его на моего!
— Я его уничтожу! И тем защищу своих Детей! — пообещала Эньчцках, а глаза её были черны. Такие глаза не способны видеть любовь, свет и добро.
Земля стягивала жерло вулкана, а Звезда приближалась, растрясая недра, и вулкан пробудился под проклятья Эньчцках. И из лавы, из огня вышел человек цвета багровой ярости. Он был один, в самом расцвете сил, ни добрым, ни злым, выглядел сильным. Но сердце его было пустое, без страстей и чаяний. Такое сердце — прекрасный сосуд для чего угодно. И видела это ясно Гэньшти-Кхаса, а Эньчцках — нет, ведь глаза её были обращены во тьму уже более полутысячи лет. И злая белая Звезда опустила свой чертог, заявила:
— Я буду здесь, прямо над этим вулканом! Я буду следить, чтобы ты больше не смела создать никого! Других похожих, подходящих по живительной силе мест нет и быть не может! Ведь ты украла силу у моего сына и поместила сюда!
Огорчилась на эти слова Гэньшти-Кхаса, так как не крала она ничего, всё по доброй воле было сделано, но говорить о том не стала. А вместо пустых раздоров призадумалась: раз ничего она себе от Феникса не оставила, всё в дело пустила, значит в лавовый цветок бог силу вложил — больше ведь некуда! — да ещё и собственная любовь матери-земли сделала этот вулкан особенным. Права Звезда: иного такого больше не сыскать. Кроме тех, что на юге, откуда вышли огнегривые люди. Но там помог Кэньчцкху. И как же теперь быть? Наблюдать.
И новый человек, чьи кожа, волосы и глаза горели красными, взял себе жену из людей. Родился у них сын под стать отцу, и, вроде, пока всё было мирно. Затем от шестерых женщин из разных племён Детей богов появились ещё дети, а матери мигом лишились своих божественных сил, и те не передались потомкам.
Не смела вмешиваться Гэньшти-Кхаса, да только чуяла, что таким образом изведутся с неё все Дети богов, а тогда Кэньчцкху и Эньчцках ей этого не простят и уговорят Солнце покинуть свою любовницу-землю.
А первые дети человека, вышедшего из лавы, подрастали. Вот и им потребовались жёны. Как и отец, с миром, но не особо сближаясь с основным населением, выбрали шестеро сыновей себе женщин. И появились и от них сыновья, внешне похожие на прародителя. Однако сердца их были черны с рождения, будто только сейчас все едкие слова Эньчцках дошли до них, дали плоды. И новое поколение принялось неистово плодиться, силой беря себе женщин, подчиняя новые территории, уничтожая всех, кто смел встать у них на пути.