— Я знаю и надеюсь, что эта трусость не передалась моим детям, ведь появилась она во мне совсем недавно, когда племена стали больше, когда осознал я случившееся, уверился, наблюдая, что всё именно так, как есть.
— А что ты сделал для своих детей?
— Солнце так далеко от нас, а огонь мои дети впускают в тот час, когда я дозволил — не с рождения, иначе их хрупкие тела не выдерживают силы, переданной от меня. Два племени я поселил в южных краях. Одно — на том берегу Великой реки в долине тёплых источников. Но самое первое основал здесь неподалёку, в северном неприветливом краю. Для меня это знаковое место — оттуда я начал свой путь, и там находится граница света и тени, на которой я желал оставаться, чтобы следить за коварным братом своим, за Тенью. Но всё моё существование он никак не проявлялся, спрятался где-то, ни слуху ни духу от него, что я даже не стал искать. И в этих горах я создал семь своих образов, статуй, напитал их огнём, чтобы согревал он детей моих в лютые морозы, но этого не хватило надолго, увы… Есть лишь один способ сделать так, как мне хочется…
— Я знаю, Феникс. Я чувствовала, как твои горячие руки высекали из моих камней эти образы. И пламя твоё в них разошлось не потому, что в тебе его мало, а потому, что им ты изменил сами горы, создал чудо: горячие воды внутри, хотя эти места были под то не приспособлены. Ты представляешь, что сделал? Осознаёшь?
— Наверное… — едва улыбнулся Феникс.
— Ты сотворил невозможное, почти сравнявшись по силе со мной, первородной богиней! Ты мог бы и гордиться собой вместо того, чтобы пытаться прервать свою жизнь…
Покачал головой Феникс: всё решено. И Гэньшти-Кхаса, мудрая и древняя, понимала это дитя: если уходить, то так, пока ещё добрые деяния на пике, пока сила не обратилась против него самого. Грустно то было, но справедливо. Ведь и мать-земля извела один из древних своих родов, великанов, когда те, упоённые силой, принялись перекраивать твердь, изничтожать. Только обычных маленьких людей, исстрадавшихся от рук великанов, оставила на себе богиня, ведь деяния их были малы, незаметны. Да, это только пока, им ещё предстоит дорасти до тех, кто жили здесь раньше, многие дыхания космоса назад.
И Феникс, зачерпнув горячей лавы, с надеждой поглядел на Гэньшти-Кхаса и спросил:
— Ты можешь забрать мои жизненные силы и поместить в эти статуи, чтобы дети моих детей в этом холодном северном краю не замерзали?
— А что я получу взамен?
— А что бы ты хотела?
— Твою человеческую суть, твой мужественный лик и сильное тело, — подумав о великанах, о людях, о прежних существах, ответила мать-земля.
— Да какое у меня сильное тело?.. — махнул он рукой, лава в крупных ладонях плеснула и стала прекрасным огненным цветком.
Посмотрела на это чудо Гэньшти-Кхаса, раздумывая, рассказать ли правду этому дитя или не огорчать. А Феникс протянул цветок, который держал форму, но взвесь в нём перетекала, бурлила. Растрогалась мать-земля, приняла подарок и сказала всё честно:
— Я специально создала те горы, камень которых может убить вас, Детей богов. Я была так огорчена, что Солнце от меня отдалился, что пошла на эту хитрость, обозлилась, решила всех вас уничтожить. Но, не желая огорчать Солнце, отца Кэньчцкху и Эньчцках, поместила эту руду на самом отдалённом и холодном континенте, куда довольно сложно добраться маленьким людям. И вот ты попался…
— А ты можешь это убрать? Ведь я действительно чуть не погиб! А сколько других Детей богов могут на том попасться⁈
— Могу, но не хочу. Потому и говорю о твоём особенном, удивительном сильном теле: другой бы умер на месте, как некоторые до тебя. А ты выжил и вон сколько лет искал снадобье.
— И… Тебе нас не жалко?
— Нет. Вы, Дети богов, расплодились так сильно, что несколько тысяч внезапно сгинувших ничего не изменит, — не пожалела его ответом мать-земля.
Нахмурился Феникс, аж пламя крыльев потемнело, задумался, опустив взгляд золотых глаз. А богиня вынесла лавовый цветок в особую нишу в жерле вулкана и посадила. Стебель сразу укоренился, лепестки расширились, бутон рос-рос и раскрылся. И в середине его появилась точная копия Феникса, только размером с ноготок.
— Моё сокровище, — с нежностью сказала мать-земля, возвела крепкий заслон, чтобы в нишу ничего не попало, и вернулась к своему печальному гостю.
Тот продолжил разговор:
— Я смог расплавить опасный камень своим огнём, когда поранился. Вряд ли иным Детям богов это под силу.
— Видишь, Феникс, значит тебе судьбой предначертано жить там. Так живи же! Не погибай зазря! Ты ценен, ты прекрасен, ты юн. Живи, дитя!
— Я не могу… Не хочу. Измучен. Прошу, о, великая Гэньшти-Кхаса, исполни мою просьбу, чтобы я мог достойно покинуть этот мир!
Горько стало богине от его слов, жалко гостя, решившегося на такой исход. Но сила в нём была столь велика, а отчаяние так переполняло слова, что волей-неволей пошла она ему навстречу, хоть и давая шанс передумать.
— Ты согласен на мой обмен?
— Да!
— Но как же твоё бессмертие?
— Если чужими руками, то бессмертие не поможет, — грустно улыбнулся Феникс.