— Вы знаете, кто украл… Сына? Дочь?
— Сына. — Ее тело непроизвольно выгнулось, точно одно это слово обострило боль просто невыносимо.
Потом с усилием моргнула:
— Это моя свекровь. Я почти уверена, что это она.
Едва удержавшись, чтобы не выдохнуть с облегчением («Ну, бабушка ему не навредит!»), я посмотрела на куклу:
— Значит, это не его…
— Нет. Она уже сидела там, когда я пришла. Мой Ромка любит машинки.
— Неудивительно. — Артур все еще смотрел на нее с недоверием. — Откуда вы приехали?
И взглянул на часы.
Ее брови опять напряглись:
— Вам некогда? Ну да, банк… Скажите, куда и когда прийти… если можно… Тогда я все расскажу. Утром. Можно?
Ей было страшно упустить время…
А меня внезапно охватило отчаяние, похожее на то, какое испытываешь, когда автобус, увозящий пассажиров к твоему самолету, трогается с места и выход уже закрыт. Ты еще видишь его, но на борт уже не попасть, тебя не выпустят, хоть в ногах валяйся, хоть ори на весь зал.
Мы с мамой однажды опоздали на посадку в Шереметьево, автобус ушел у нас из-под носа… Она так умоляла пропустить нас, мы добежим сами, но слова отскакивали и рассыпались по полу невидимым драже, точно сотрудники аэропорта были заключены в пуленепробиваемое стекло. Даже не помню, куда мы летели, мне было тогда лет восемь. Но ощущение упущенного счастья помнилось до сих пор…
И вот оно вернулось.
— На минутку, — я тронула Логова за локоть, не зная точно, как обратиться к нему при Жене, какую игру мы ведем.
Он глянул на меня с таким видом, будто совсем забыл о моем присутствии, но молча отошел за мной следом. Стараясь говорить как можно тише, я предложила:
— Давай заберем ее с собой. Мы же собирались давать приют тем, кто попал в беду… Женщинам. Похоже, это как раз тот случай.
Артур слегка поморщился:
— Ты точно этого хочешь?
— Места у нас навалом. А ей жить негде. У нее одна «Тройка» с собой! Как ей вообще выжить в Москве?
— Твое дело, — согласился он нехотя. — Только не верь всему, что она скажет. Мы понятия не имеем, кто она и чем занимается. Завтра ты можешь чего-нибудь недосчитаться в доме.
Мне стало смешно: нашел чем напугать…
— Да и фиг с ним!
— Я так и знал, — вздохнул он. — Ладно, зови ее, мать Тереза. Но если ночью она перережет мне глотку, не говори, что я не предупреждал!
— Типун тебе на язык!
На этом мы и порешили.
Усадив девушек в машину (на этот раз Сашка села сзади вместе с Женей), Логов вернулся в банк и убедился, что все необходимое сделано: первичные показания сняты, график официальных допросов составлен, криминалисты свою миссию завершили. Его совсем не радовало возникновение побочного дела, каким мог стать поиск Жениного сына, он всегда предпочитал сосредоточиться на чем-то одном. Тогда мысли текли в одном русле и быстрее находили несоответствия в показаниях или подхватывали версии, таившиеся на самом дне.
Но бросить в бомжатнике девушку, которой сам подбил глаз, Артур просто не мог. А узнав об украденном ребенке, тем более… Хотя семейные разборки находились не в его компетенции, а похищение малыша, судя по всему, было из этого ряда, Логов готов был заключить пари: Женина свекровь убеждена, что совершает благое дело, спасая внука от матери-ехидны. Такие поступки, как правило, спровоцированы именно благими намерениями и разубедить похитителей не удается даже после ареста.
«Но кто знает, может, эта девчонка и впрямь ехидна». — Кивком головы позвав Никиту, он наскоро объяснил ему по дороге к машине:
— Не удивляйся, у нас там гостья. Садись со мной впереди.
— Кто там? — все же удивился Ивашин, пытаясь разглядеть сквозь тонированное заднее стекло.
— Очередная Сашкина затея. Нас с тобой и пятерых собак ей уже мало… Если честно, я предпочел бы шестую псину.
— А это человек?
Логов усмехнулся:
— Слышали бы тебя феминистки! И не спрашивай, почему у нее глаз подбит.
— А почему? — тут же заинтересовался Никита.
— Я постарался…
— Нет!
Заглянув в его живой глаз, Артур ласково улыбнулся:
— Тоже хочешь?
Изобразив ужас, тот замотал косматой головой. Пушистые волосы отрастали у Никиты так быстро, что траты на парикмахеров стали основной статьей его расходов. Логов грозился купить машинку для стрижки овец и своими руками избавлять помощника от лохм. На самом деле ему нравилась эта одуванчиковая голова, но приходилось скрывать желание потрепать ее, все же Ивашину было не три года, и парень мог обидеться.
— Это Никита, — представил Артур, когда они сели в машину. — Профессионал с большой буквы.
Ивашин покосился на него, считав издевку, но ничего не сказал, только улыбнулся Жене, назвавшей в ответ свое имя.
— Надо же, — фыркнул он, оглядывая девушек. — Вы как два пацана: Саша и Женя.
— Зато твое имя на «а» заканчивается, как у девчонки, — куснула в ответ Сашка, и он сразу отвернулся, насупился.
Артур неодобрительно качнул головой: он сто раз объяснял ей, что Ивашин еще в том возрасте, когда любые намеки на недостаток мужественности воспринимаются чересчур болезненно. Это ему самому уже до лампочки — хоть горшком назови…
Чтобы отвлечь его, Логов спросил:
— Больше ничего важного не выяснил?