Рикошет

По залу растекается приятный, чуть хрипловатый голос, и я многозначительно смотрю на своего любимого. Поднимаюсь и увлекаю на свободный пятачок зала. Наши уже здесь. Маринка сияет; Ростислав производит впечатление. И не подумаешь, что ему далеко за тридцать. Танцует элегантно и современно. Василий же тратит много энергии, но все равно напоминает весело марширующего пехотинца и резвящегося медведя одновременно. Толик размахивает расслабленными, словно плети, руками и почти не двигается. Но вот музыка, а вместе с ней и мучения моего любимого заканчиваются. Не успеваем возвратиться к столу, как диск-жокей томно шепчет в микрофон: «А теперь старое доброе танго…»

Неожиданно Марков оставляет Маринку и, мягко взяв меня за локоть, приглашает на танец.

Маринка ловко подхватывает упирающегося Толика. Знаю подругу, понимаю — усилия моего любимого бесполезны. Ему остается лишь кисло морщиться.

Танцуем мы почти в классическом стиле. Прикрыв глаза, представляю себя в нежно-розовом воздушном платье, партнера — в строгом черном фраке, похожим на гордого стрижа. Мне даже начинает казаться, что его рука лежит на моей талии чуть выше и не так настойчиво прижимает к себе.

Открываю глаза и вижу краешек уха склонившегося ко мне Ростислава. Ухо зеленое. Но музыка меняет тональность и оно становится бордовым от всполохов, сопровождающих мелодию прожекторов. Громко спрашиваю, как Маркову нравится моя подруга. Он слегка отстраняется:

— Прелестная девушка…

Проявляю настойчивость:

— Надеюсь, у вас серьезные намерения?

Ростислав негромко роняет:

— Мои намерения всегда серьезны.

Ответ слишком общ, а я как истинная женщина, люблю определенность. Мой партнер обескураженно переспрашивает:

— Как далеко они заходят?.. Да-а… Настоящий вопрос юриста…

— Вопрос подруги, — лукаво уточняю я, продолжая смотреть в глаза Маркова.

— Вы так обеспокоены судьбой Марины? — хорошо поставленным баритоном говорит он.

— Очень. Хотелось бы знать, какие чувства вы к ней испытываете.

— Сложный вопрос, — после длительного раздумья произносит Ростислав и, как бы извиняясь, добавляет: — Марина — девушка симпатичная, но узнать человека за столь короткий промежуток времени…

Перечисляю достоинства подруги:

— Умна, эффектна, коммуникабельна, разбирается в литературе, искусстве, прекрасная хозяйка… Или вы женаты?

— Что вы? Бог миловал… — сбивается с такта Марков.

— Вы против создания семейного очага?

— Ни в коем случае!

— У вас нет условий?

— Почему же?!. У меня двухкомнатная кооперативная в центре.

— Значит, большие расходы, — сочувствую я.

— Моей зарплаты хватает и на квартиру, и на машину, и на дачу.

— У вас даже дача есть?! — имитирую восторг.

— Да… В Матвеевке. Прекрасное место.

— Это третья зона пригородного сообщения? — вырывается у меня.

Марков смотрит непонимающе, поводит плечом:

— Я на электричке редко езжу… Но, кажется, третья…

Теперь уже я сбиваюсь с такта.

В памяти всплывает хриплый бас Малецкой-старшей: «…прогуливалась с интересным молодым человеком в морской форме… высок, подтянут, лицо интеллигентное… скорее даже речник…»

Марков явно смущен моим настойчивым взглядом. Он начинает коситься, проверяя, в порядке ли костюм. Торопливо роняю:

— Вы так похожи на одного человека…

Он успокоенно вздыхает:

— Просто у меня лицо ординарное.

— Не сказала бы… Внешность у вас запоминающаяся.

— Когда такое говорят женщины, я начинаю бояться, — игриво отвечает Марков.

Танго кончилось, и мы возвращаемся к столу.

Василий расправляет плечи, окидывает взором нашу компанию, отмахивается от пытающейся помешать ему Люськи, встает. Люська делает трагическое лицо и сообщает громким шепотом:

— Стихи читать будет.

Василий не реагирует на реплику. Притронувшись к кончику мясистого носа, произносит заунывным басом:

— Из цикла «В объятиях Морфея»…

Все заинтригованы. Он прокашливается и начинает:

— Угас последний луч заката,
ночь наклонилась надо мной
и обняла меня, лаская,
своей прохладною рукой.
И я уснул, и все забылось,
все было словно не со мной,
как будто жизнь мне только снилась
или промчалась стороной…

Толик подпирает щеку ладонью, задумчиво произносит:

— Хорошие стихи…

Василий порывается познакомить нас с еще одним стихотворением из того же цикла, но Люська дергает его за рукав:

— Садись ты, Морфей, люди смотрят.

Через несколько минут она придвигается ко мне и жалуется:

— Никакого сладу. Ночью проснусь, Васьки нет. Гляну, из кухни через щелочку свет пробивается. Сидит в одних трусах и строчит. Ни дать, ни взять — роденовский «Мыслитель».

Улыбаюсь, представив Люськиного супруга, занимающегося сочинительством в просторных сатиновых трусах. Удивительное дело! Такой пышущий здоровьем и жизнерадостный мужчина, имеющий жену, детей, работу, а пишет стихи. Причем, грустные. Стихи, которые никто не жаждет печатать. Вместо гонораров получает упреки жены и все равно испытывает радость творчества.

— Горячее несут! — звонко сообщает Люська.