Рим. Взгляд со стороны

Есть и другое основание первенства. Это учение Спасителя, которое содержится в Евангелии от Иоанна, о единстве учеников по образу Отца и Сына, т. е. по образцу троичной любви. В Боге принципом единства является Ипостась Отца. Это тайна жертвенного и освобождающего отцовства. «Неподвижное движение», как говорит Максим Исповедник, в котором Отец отдает Себя всего, создавая взаимообращение Жизни и Любви, распространяющееся на человечество. Отец не стоит над Сыном и Духом, но полагает Себя, полагая Их. Он делит с Ними Свою ответственность за общение, ответственность, которая лежит на Нем по преимуществу. В связи с этим вспоминается 34–й канон, называемый «апостольским»: «надлежит епископам знать первого из них и признавать его, как главу, и ничего, в том, что превышает границы их собственных церквей, не предпринимать, не посовещавшись в ним… но и первый, также, да не предпринимает ничего, не посовещавшись с остальными… Ибо так будет единомыслие и прославится Бог (Бог Отец) о Господе во Святом Духе…».

Стоит ли говорить, что первенство в таком понимании не предполагает всего того, что воспринимается, как прерогатива римского первосвященника: право назначать епископов по всему миру, восседать на престоле, находящемся на суверенной территории и быть главой государства, подобно прочим правителям, которые «благодетелями называются», иметь свои дипломатические представительства…[3]

Если исходить из критериев, заложенных в самой природе Церкви, она должна была бы состоять из крепких евхаристических общин, во главе которых стоит епископ. Эти общины могли бы группироваться вокруг центров общения и единства, как–то: митрополии, патриархаты (сообразно принципам национального и местного объединения, но также культурным и историческим традициям). Рим мог бы играть роль вселенского центра, воплощая «викариат» Петра, и, вместе с тем, харизматическое присутствие Павла.

Иоанн Павел II не раз, хотя и в частных беседах, говорил, что римское первенство могло бы осуществляться, так сказать, «в разных режимах». По отношению к Православию речь идет о полном сохранении внутренней свободы восточных церквей, как это и было в первом тысячелетии. Новые отношения предполагаются, конечно же, и с церквами, образованными в результате Реформации. Папа подчеркивает: «С православными я желаю общения, не юрисдикции (т. е. единства, а не организационного объединения)».