Утром Ромоло тоже не стало лучше, наоборот, рука опухла и покраснела. Шевелить пальцами он мог с заметным трудом, то и дело морщась от боли. Однако он держался молодцом и сообщил Римме, что сегодня возьмет выходной, а понравится это кому-то или же нет, ему решительно наплевать. У него есть сюрприз для его прекрасной возлюбленной. Сказать по правде, сделать его надо было уже давным-давно, а не дотягивать до момента, когда этот самый сюрприз будет выглядеть как жалкая попытка извиниться за случившееся вчера грандиозное свинство.
Последний раз его голос звучал так решительно и спокойно в тот самый вечер, когда он познакомил ее с родными. Римме стало любопытно: что за сюрприз он ей приготовил? Вместо ответа Ромоло выволок из-под лестницы ярко-зеленый, как стрекоза, мотороллер. У Риммы загорелись от восторга глаза: действительно, сюрприз так сюрприз! Еще в первые дни их знакомства, когда они, взявшись за руки, беспечно гуляли по Риму, она нет-нет да и оглядывалась на проносящиеся мимо парочки на скутерах, мечтая, чтобы и Ромоло ее покатал, но просить постеснялась, лишь рассказала, что сцена из «Римских каникул», в которой принцесса Анна лихо несется по городу – одна из ее любимых. А он, выходит, это запомнил.
Застегнув белоснежный шлем, она неуверенно уселась позади Ромоло, крепко обняла его, сцепив впереди пальцы в замок, и на всякий случай закрыла глаза. Он поерзал, пытаясь ослабить захват, и весело рассмеялся:
– Любовь моя, через пару кварталов у меня в легких кончится воздух, а с ним и наша поездка. Мне, конечно же, будет очень приятно умереть у тебя в объятиях, но давай повременим с этим хотя бы лет пятьдесят?
Она немного ослабила хватку, но при первом же звуке включенного двигателя снова что есть силы вцепилась в Ромоло. Тот лишь головой покачал:
– Ты первый раз, что ли? Так бы сразу и сказала. Клянусь, что не стану тебя специально пугать. Я поеду медленно и осторожно, пока ты сама не начнешь меня умолять…
– Дурак! – смеясь, вскричала она и стукнула об его шлем своим. – Долго ты еще будешь болтать языком? Поехали наконец!
Он послушно дал газу, и мотороллер плавно тронулся с места. Минут десять они поездили внутри квартала – Ромоло давал Римме привыкнуть к ощущениям, попутно объясняя, как вести себя на поворотах и при неожиданном торможении. Она быстро освоилась и принялась его понукать поскорее выбраться из запутанных переулков Трастевере на улицы понарядней и попросторнее.
– Хорошо, сейчас выедем в город, – наконец, согласился он. – Только там мы разговаривать вряд ли сможем: слишком шумно. Поэтому, если что-то нужно – стучи прямо в сердце, вот так, – он сжал в кулак ее руку и постучал по своей груди. – Один раз – «медленнее», два – «остановись». Поняла?
Через мост Палатино перебрались на другой берег Тибра и неспешно покатили в сторону Колизея. Проехали Уста Истины – излюбленный туристический аттракцион, к которому, как всегда, стояла длиннющая очередь. Неудивительно: средневековое поверье о том, что грозный Тритон откусит руку лжецу, если тот рискнет вложить ее в раскрытый рот божества, в наши дни почему-то превратилось в очередную сладенькую историю про «исполнение заветных желаний».
Дальше ехали вдоль Большого Цирка. За время прогулок по городу Римма уже успела привыкнуть, что за пышными названиями – храм Юпитера, стадион Домициана, термы Каракаллы – чаще всего скрывались просто развалины, иногда более или менее живописные, а иногда всего лишь невзрачные груды камней. Хотя воображение все равно подсовывало картинки из голливудских фильмов эпохи «золотого века», повествующих об истории Древнего Рима. Приметив какой-нибудь очередной туристический указатель «к святилищу Аполлона», взгляд нет-нет да и принимался высматривать беломраморный храм благородных пропорций, украшенный целой рощей изящных колонн. Однако при ближайшем рассмотрении обещанное «святилище» чаще всего оказывалось куском обнесенного оградой газона, из которого там и сям торчали бесформенные серые глыбы. Что делать: за прошедшие сотни лет римский мрамор, утратив свою первоначальную полировку и белизну, стал больше похож на простой известняк или даже бетон.
Вот и теперь вид огромного вытянутого пустыря с покатыми земляными краями, поросшего клочковатой травой не сбил ее с толку: это и был Цирко Массимо, Большой Цирк, где в древности проходили скачки и состязания колесниц. Проще говоря – ипподром.