В области религии радикальной перемены также не произошло, но, конечно, и религия, и жречество приобрели при персидских великих царях такое влияние и силу; какими они никогда не пользовались при царях парфянских. Возможно, что пропаганда против Ирана двух чужеземных культов: с востока — буддизма, с запада — иудейско-христианской религии, именно вследствие вызванной ею борьбы привела к возрождению древнего маздаизма. Основатель новой династии Ардашир был, судя по заслуживающим доверия рассказам, ревностным огнепоклонником и принял даже жреческое посвящение; вследствие этого, рассказывается далее, сословие магов сделалось с тех пор влиятельным и заносчивым, тогда как ранее оно не пользовалось таким почетом и свободой и правители даже не придавали ему большого значения. «С тех пор все персы уважают и чтут жрецов; общественные дела решаются по их советам и по предсказаниям оракулов; всякий договор и всякий юридический спор подлежат их рассмотрению и их приговору, и ни одно дело не кажется персам справедливым и законным, если оно не одобрено каким-нибудь жрецом». В соответствии с этим мы находим такой порядок жреческого управления, который напоминает нам положение папы и епископов рядом с императором и князьями. Каждый округ находится в ведении одного верховного мага (Магупат, господин магов, по-новоперсидски Мо-бед), а эти последние в свою очередь подчинены начальнику верховных магов (Мобед-хан-Мобедх) — по аналогии с «царем царей», — и именно он коронует царя. Результаты такого господства жрецов не замедлили сказаться: омертвевший ритуал, стеснительные предписания в отношении греха и очищения, превращение науки в дикое ведовство и в искусство волшебства — все это, хотя и издавна было присуще парсизму, но, по-видимому, только в эту эпоху достигло полного развития.
В употреблении местного языка и в местных обычаях также заметны следы национальной реакции. Крупнейший греческий город Парфянского царства — древняя Селевкия — существует по-прежнему, но называется он с тех пор не по имени греческого маршала, но по имени своего нового государя — Бех, т. е. добрый, Ардашир. Греческий язык, который до сих пор все еще был в употреблении, хотя и в испорченном виде и уже не господствовал безраздельно, сразу исчезает на монетах с приходом к власти новой династии и встречается еще лишь в надписях первых Сассанидов рядом с местным языком, но на втором месте. «Парфянское письмо», так называемый «пехлеви», удерживается, но рядом с ним появляется другая письменность, мало от него отличающаяся, как свидетельствуют монеты, — настоящая официальная письменность, употреблявшаяся, вероятно, до тех пор в персидской провинции; так что древнейшие памятники Сассанидов, подобно памятникам Ахеменидов, написаны на трех языках, употреблявшихся, по-видимому, одновременно, приблизительно так же, как в средние века в Германии употреблялись одновременно три языка — латинский, саксонский и франконский. После смерти царя Сапора (272) надписи на двух языках исчезают и удерживается только один из них — второй вид письменности, унаследовавший название «пехлеви». С переменой династии исчезает летосчисление Селевки-дов и связанные с ним названия месяцев; их место занимают, по старому персидскому обычаю, годы по именам правителей и туземные персидские названия месяцев288
. Даже старая персидская легенда переносится на новую Персию. Дошедшая до нас «История об Ардашире, сыне Папака», в которой рассказывается о том, как этот сын персидского пастуха попал к мидийскому двору, нес там службу раба и затем сделался освободителем своего народа, есть не что иное, как старая сказка о Кире, в которой старые имена заменены новыми. Другая книга сказок индийских персов содержит повесть о том, как царь Искандер Руми, т. е. Александр Римлянин, велел сжечь священные книги Заратустры, которые потом были восстановлены одним благочестивым человеком, Ардавирафом, после вступления на престол царя Ардашира. Здесь уже персу противопоставляется римлянин -эллин ; предание, вполне естественно, забыло о незаконных Аршакидах.В остальном порядки, по существу, вероятно, остались прежние. Армия и при Сассанидах, конечно, не сделалась постоянной и не приобрела выучки, но осталась просто ополчением способных носить оружие мужчин; вероятно, национальное движение влило в нее новый дух, но, как и прежде, главной силой была конница, которую выставляла знать. Администрация также осталась прежней: энергичный властитель выступал с неумолимой строгостью как против разбойников с больших дорог, так и против занимавшихся вымогательствами должностных лиц, и по крайней мере по сравнению с позднейшим управлением арабов и турок подданные царства Сассанидов пользовались благоденствием, а государственная казна была полна.