Римские провинции от Цезаря до Диоклетиана

В результате таких порядков один Египет среди всех римских провинций не имел общего представительства. Сейм является общим представительством самоуправляющихся общин провинции. Но в Египте таких общин не существовало; номы были исключительно императорскими, или, вернее, царскими административными округами, и Александрия, находившаяся как бы на особом положении, также не имела настоящей муниципальной организации. Верховный жрец главного города страны мог, правда, называть себя «верховным жрецом Александрии и всего Египта»; однако, хотя он и имел некоторое сходство с азиархом и вифиниархом Малой Азии, глубокое различие, существовавшее между организациями этой провинции и Египта, лишь прикрывалось этим внешним сходством.

Соответственно с этим управление носило в Египте совершенно иной характер, чем во всех остальных областях греческой и римской цивилизации, соединявшихся под конец под управлением императоров. В последних везде правила община; повелитель империи был, в сущности, лишь общим представителем многочисленных более или менее автономных групп граждан, и рядом с положительными сторонами самоуправления всюду выступали и его вредные и опасные стороны. В Египте властителем являлся царь, жители страны были его подданными, управление было такое же, как в царских доменах. Эта система управления, сверху донизу проникнутая духом абсолютизма и в то же время имевшая целью достижение равного благополучия всех подданных, без различия их ранга и состояния, является особенностью режима Лагидов; она развилась, вероятно, скорее в процессе эллинизации прежнего фараоновского владычества, чем на основе мирового владычества, покоившегося на городской общине, о котором мечтал великий македонянин и которое нашло себе наиболее полное осуществление в сирийской Новой Македонии. Система эта требовала развитой и строго дисциплинированной иерархии чиновников, справедливости в отношении высших и низших и такого царя, который не только лично предводительствовал бы войсками, но и предавался бы каждодневным правительственным трудам; и подобно тому как эти государи не совсем без основания присваивали себе имя «благодетелей» (еперуЕтг^), монархию Лагидов можно сопоставить с монархией Фридриха II, с которой она имела много общего в своих основных чертах. Конечно, Египту также пришлось узнать оборотную сторону такой системы — неизбежное крушение ее под властью неспособного правителя. Однако общее правило осталось в силе, и принципат Августа рядом с властью сената представлял собой, в сущности, сочетание правительственной системы Лагидов со старым городским и федеративным развитием.

Другим следствием этого устройства является неоспоримое превосходство египетской правительственной системы над правительственными системами других провинций, особенно в финансовом отношении. Доримскую эпоху можно охарактеризовать как период борьбы доминирующей в финансовом отношении египетской державы с азиатским царством, территория которого охватывала весь остальной Восток; в римскую эпоху это положение до известной степени сохранилось, поскольку имперские финансы находились в лучшем состоянии, чем сенатские, в особенности благодаря тому, что император владел всем Египтом. Если цель государства заключается в том, чтобы извлекать из отдельных областей возможно больше поступлений, то в древнем мире Лагиды были поистине непревзойденными государственными деятелями. Особенно много позаимствовали у них в этом отношении цезари, для которых они были настоящими учителями. Мы не имеем возможности точно указать размеры дохода, который давал Риму Египет. В эпоху персидского владычества Египет уплачивал ежегодную подать в 700 вавилонских талантов серебром, т. е. приблизительно 2 млн золотых рублей; ежегодные поступления Птолемеев из Египта или, вернее, со всех их владений достигали в период наибольшего расцвета 14 800 египетских серебряных талантов, или 28,5 млн золотых рублей, и, кроме того, 1,5 млн артаб, т. е. 591 тыс. гл пшеницы; в конце их владычества доходы их равнялись самое большее 6 тыс. талантов, или около 11,5 млн золотых рублей. Римляне получали из Египта ежегодно третью часть зернового хлеба, необходимого для потребления столицы, — 20 млн модиев⁴⁰⁸, что равно 1 740 тыс. гл, однако часть этих доходов поступала, конечно, из собственных владений императора, а хлеб, может быть, частично доставлялся за плату, тогда как, с другой стороны, подати, во всяком случае значительная часть их, переводились на деньги; вот почему мы не в состоянии, хотя бы только приблизительно, установить вклад Египта в римскую имперскую кассу. Но эти поступления имели решающее значение для экономики Римского государства не только потому, что они были так велики, но и потому, что они служили образцом прежде всего для управления императорскими доменами в остальных провинциях и вообще для всего имперского управления, как это будет видно из его описания.