Полицейский услышал скрип в соседней комнате. В инвалидном кресле на колесиках, которое толкала старая служанка, въехал судья Соларис.
— Где, где? — проговорил старик. — Это хорошо, что вы приехали. Я не понял, кто вы на самом деле, но чувствую, это хорошо, что вы вернулись.
— Добрый день, синьор судья, — поздоровался комиссар.
Служанка прошептала:
— Говорите громче, он глухой.
— Дура ты! — распрямился судья. — Я не глухой, у меня просто много мыслей. Вы доктор из того вечера? Может, вы думаете, что я болен?
Сартори с трудом растолковал старику, что он не врач, а доктор-юрист; потом открыл ему, кто есть на самом деле.
— Полиция? Вы из полиции? Браво! Очень хорошо! Что ни говорите, а у нас в Италии отличная полиция. Знаете, что мне почти девяносто лет? Но я не выживший из ума олух, как думают мои сыновья. Сыновья! — ухмыльнулся он, вращая почти потухшими зрачками. — Дети — это дети до двадцати лет или в этих пределах. Потом они становятся чужими. По крайней мере, так произошло со мной. Может быть, я был никудышным отцом, а может, надо благодарить моего отца. Вы меня слушаете?
Сострадательная улыбка появилась у Сартори.
— Я слушаю вас, синьор судья.
Глаза старика шарили в окружающей полутьме, усмешка разглаживала бледные губы.
— Судья, — пробормотал он. — Я был судьей. Кассационным, знаете? Проливал свет в почти неразрешимых делах, а сейчас. Хорошо, синьор. Что я могу сделать для вас? Что может сделать для правосудия дряхлый старик?
Служанка за спиной судьи стояла неподвижно и делала вид, что ничего не слышит и ничего не видит. Сартори не счел необходимым удалять ее.
— Ваше превосходительство, — начал комиссар, идя на компромисс с самим собой, — вы помните Катерину? Катерину Машинелли, некоторое время служившую нянькой у вашей невестки.
Улыбка коснулась губ старика.
— Катерина? Конечно, помню, — ответил судья. — Я вовсе не мумия. Красивая девушка, огонь. Настоящая угроза для любого мужчины. Всегда в страстном желании! О да, любой мужчина, достойный этого имени, с трудом смог бы сдержать себя рядом с этой девушкой. Она всегда была раскрыта для объятий. Некоторые вещи чувствуются. В мое время женщины мне нравились. Знаете, они бы мне и сейчас нравились, но машина заржавела, блок и колесики больше не двигаются.
Сартори почувствовал умиление. И в то же время сочувствие к старому судье, мысли о том, что и для него настанет такой же день, овладели им. Повинуясь импульсу, он положил руку на колено судьи. Старик оцепенел и схватил его руку.
— Что случилось с Катериной? Почему вы, комиссар государственной полиции, спрашиваете меня о ней?
— Ваше превосходительство, она пропала пятнадцать дней тому назад, — ответил Сартори, — и прошло уже около месяца, как пропала ваша внучка Марина.
Старик нахмурил лоб, его взгляд снова начал блуждать по комнате.
— Марина пропала?
— Да.
— И Катерина?
— Да, синьор судья.
Последовала долгая пауза, во время которой Сартори напряженно смотрел на служанку, которая, казалось, вновь приняла вид существа, состоящего из трех маленьких обезьянок: не слышала, не видела, не говорила.
— Марина? Около месяца? — свирепо произнес старик. — Но я ее видел несколько дней тому назад. Она, как всегда, была ласкова со мной, поцеловала меня, как обычно, читала мне Толстого и Достоевского. — Он ударил себя по колену кулаком: — Боже, это была не Марина! Она читала очень плохо, не во весь голос, как обычно для моего слуха, и потом, ошибалась в русских именах, чего Марина никогда не делала. — Судья засуетился в поисках руки комиссара. Тот с чувством нежности подал ему руку. — Комиссар, что означает все это? Марина недавно заставила меня изменить завещание. Она сказала мне, что приняла решение выйти замуж за принца Москато ди Селинунте. Знаете, это старая история. Может быть, я одержим навязчивой идеей, но мне совсем не хочется, чтобы мое состояние попало в руки каких-то грязных червей. Старый принц Москато — мой друг почти полстолетия, и брак между его внуком и моей внучкой укрепит последний оплот аристократии. В течение нескольких лет я пытался убедить Марину выйти замуж за Риньеро, но она постоянно отвергала это предложение. А тут вдруг согласилась. Несколько дней назад. И я изменил завещание в ее пользу, как, впрочем, и желал. Нотариус Мантенья из Рима может подтвердить. Боже, что они от меня скрывают?
В этот момент фигура служанки пробудилась, ожила и подала голос.
— Эта девушка была не синьорина Марина, — заявила женщина пронзительным голосом. — Это была Катерина, загримированная, как на карнавале.
Судья переместил взгляд вверх в бесполезной попытке посмотреть в лицо женщине.
— Ваше превосходительство, — сказал Сартори. — Я могу позволить себе дать вам совет?
— Как? — закричал старик, подставляя ухо.
Комиссар повторил вопрос.
— Конечно, конечно! — ответил судья. — Говорите прямо.
— Сделайте вид, что вы ничего не знаете о пропаже синьорины Марины. И о том, что я вам рассказал...
— С моими сыновьями?
— Вот именно.
Старик закрыл глаза и задумался.