Вдоль улицы, по обе стороны, располагались двумя длинными рядами автомобили; многие из них были с мощными моторами. Как ни силился Сартори, ему не удавалось представить себе, какая машина может быть у Томмазо Солариса. Если только командор не ставит ее в гараж. Но эта гипотеза сразу же была отброшена, так как ворота гаражей не выходили на улицу.
— Который час?
— Десять минут двенадцатого, доктор.
— Вооружимся святым терпением. Вы голодны, бригадир?
— Немного.
— Когда все кончится, пойдем в «Гранкио Адзурро». Там мы найдем что-нибудь поесть.
Они закурили и дымили, держа руки под уровнем ветрового стекла. Лил непрерывный и мелкий дождь. Стекла быстро тускнели от влажности. Время от времени Корона включал на несколько минут «дворник».
В одиннадцать двадцать пять ворота приоткрылись, и наружу выскочили двое мужчин. Они попрощались с третьим, который закрыл за ними дверь. Немного спустя молодая женщина открыла дверь ключом и исчезла в роскошном портике. С одного из соседних балконов послышались смех и живая музыка.
— Вполне возможно, эта бессонная ночь пройдет для нас даром, — посетовал Сартори.
— Ничего не поделаешь, — пробурчал Корона.
— У вас дома все нормально?
— Да, спасибо. У жены вчера были колики. Женское дело. Всегда что-нибудь.
Сартори издал смешок и с горечью подумал о своей семье, которая сейчас далеко от него, на Сицилии. Меньше чем через два месяца наступит Рождество, но вряд ли у него будет возможность съездить туда. А может, он и не пытается поехать. Мысль о том, чтобы оставить Харриет, мучила его. Эта любовь становилась болезнью, она скручивала его внутренности до спазмов.
Комиссар продолжал размышлять о нелепом повороте его существования. Рядом с ним находился человек, преданный ему и привязанный к нему, но это был другой мир, у него были другие цели.
Голос Короны отвлек комиссара от мрачных мыслей.
— Полночь.
— Уже.
— Я слышал, что в парламенте представят закон о повышении жалования. Может, его утвердят до праздников.
— Даже если и утвердят, пройдет время, прежде чем он дойдет до нас.
Наступило молчание. Они закурили еще по сигаретке. Смех и музыка действовали расслабляюще.
— Развлекаются, собачьи дети! — пробормотал Корона.
— Мы тоже развлекаемся, — с горечью проговорил Сартори.
— Вы слышали о Турризи, старшем агенте?
— Нет. А что с ним?
— У него больные легкие — после трех лет службы на Сардинии, это неудивительно. Так вот, они не хотят признать, что он получил болезнь при исполнении служебных обязанностей.
— Свиньи!
— Я думаю, мне лучше было остаться в деревне. У меня хорошая профессия. Согласен, что туфли сегодня делают сериями, на фабриках, но у нас хороший сапожник живет неплохо. Если сумеет создать свою клиентуру. Вы помните Камели, сапожника?
— Кажется, помню.
— Ну вот, он открыл магазин и построил дом в два этажа, со стороны кладбища. Красивый дом, мне говорили. Теперь у жены будет большой выбор любовников. — Корона оборвал речь и застыл. Послышался шум поднимаемых жалюзи в переулке, справа от соседнего дома. Две фары осветили стену, и рокот мощного мотора разорвал тишину. Было без двадцати час.
— Заводите мотор, — приказал комиссар.
— Это он? — спросил Корона, повинуясь.
— Увидим.
Рокот приближался. Из переулка показался «Мазерати» и остановился носом к дороге; ему не давал выехать «Фиат-500», стоявший справа на стоянке. Сквозь поднятое левое стекло можно было различить профиль Томмазо Солариса, подсвеченный снизу слабым зеленоватым светом приборной доски, а сбоку — уличными фонарями.
— Это он! — воскликнул Корона.
— Фары не включать.
Пока командор нервно производил маневр, чтобы выехать из двух рядов машин, комиссар вызвал автопатруль, находившийся на бульваре Париоли, и дал им данные об автомобиле для преследования. Последним усилием «Мазерати» буквально выпрыгнул на дорогу, задев правой стороной «Фиат-500», и урча, направился в сторону бульвара Париоли. Корона не успел снять ручной тормоз, как машина исчезла за поворотом.
— Проклятье, он ускользает от нас! — прорычал комиссар.
Автомобиль полиции, взвизгнув покрышками, рванул с места. Когда
они выехали на бульвар Париоли, «Мазерати» уже вошел в ленту уличного движения. За ним следовал второй полицейский автомобиль. Соларис направлялся к площади Унгериа, не снижая скорости.
— Он дает сто, этот сумасшедший! — возмутился Корона.
— Попытаемся не дать ему ускользнуть.
— Автопатруль преследует его.
На перекрестке площади Унгериа командор проехал на красный свет, обойдя справа грузовичок, выезжавший с проспекта Льеджи. Послышалосьругательство водителя грузовичка: «Рогоносец!» Автопатруль — машина без опознавательных знаков, как у Короны и Сартори, — также проехал на красный свет; за ним последовала вторая полицейская машина. Блуждающий регулировщик — усердный служака — свистнул повторно.
Теперь все три автомобиля на скорости направлялись к площади Фламинио, лавируя между машинами и оставляя позади себя звуки клаксонов и ругательств.
Комиссар вызвал автопатруль и посоветовал им не проявлять инициативу в отношении водителя «Мазерати».