— Дом под охраной, — приподняв мое лицо за подбородок, вымученно улыбнулся Темный. — Я приеду, скорее всего — поздно, меня не жди, ложись спать… — мягко сказал Стас, и, открыв двери автомобиля, настойчиво отстранил меня от себя. — Ну же, иди… — быстро чмокнул он меня в кончик носа, подталкивая выйти.
— Стас? — мотнула я головой.
— Иди, Алиса! — повторил мужчина, глядя мне прямо в глаза.
И я подчинилась… — вылезла из машины, ежась от пробивающего меня насквозь озноба, пытаясь подавить нервную дрожь в руках…
"Мерседес" рванул с места с таким ревом, что я от неожиданности даже вздрогнула, а потом еще около минуты, стояла на месте, не совсем понимая, что же только что произошло… Мои припухшие и чуть влажные губы — жгло огнем, как в прочем и шею, к которой прикасался Стас…
— Я люблю тебя, — с гортанным стоном прошептала я в темноту, прежде чем двинулась к двойным металлическим дверям парадной — именно "парадной", потому что подъездом, это великолепие с высоченными потолками, лепниной и большущими окнами у меня бы язык назвать не повернулся. Еще с детства в моей голове закрепилось представление, что "подъезд" — это нечто исписанное, исплеванное и обоссаное кошками и теми, чей уровень развития мало отличается от кошачьего. А вот в городе на Неве, особенно в доме, из окон которого открывался захватывающий вид на перспективу Невского проспекта, Адмиралтейство и Исаакиевский собор, могла быть только — "парадная"…
Страх во мне достиг отметки "сто" — по десятибалльной шкале…
— Возьми себя в руки, дочь самурая…. Возьми себя в руки… — принялась я напевать себе под нос подходящие по случаю строчки, боясь, свихнуться от этого страха… — Вдох-выдох… — вроде получилось. — Я вышла из лифта и, немного, помявшись возле черной металлической двери с табличкой номер "24", все же пересилила себя и, вставив ключ в замочную скважину, открыла ее….
Первое, что я почувствовал, переступив порог — это знакомый запах. Пахло такой любимой мною туалетной водой Стаса, той самой — со слабым ароматом бергамота…. Для меня он, это запах, вот уже почти два года, был главным символом грехопадения.
Почему-то сразу представился Темный, судорожно заправляющий свою рубашку в брюки на кухне еще там в "Слободе", говорящий, дескать:
Квартира… — вернее комфортабельный двухуровневый пентхаус свободной планировки…
Через пару секунд я заметила, огромный светлый холл, раза в два больше, чем моя евродвушка в родном городе, утопающий в мягком, приглушенном свете, который исходил откуда-то из-под потолочного карниза и из-под плинтусов.
Дальше шла гостиная — огромная, это еще мягко сказано, три стены которой были стеклянными и выходили на террасу.
Справа — по середине гостиной комнаты стоял угловой диван, обитый шениллом серого цвета, на котором легко могло разместиться человек двенадцать, перед ним — современный биокамин в хромированной раме в популярном нынче техно-стиле и огромная плазма…
Просто, дорого, со вкусом…
Кухня была примерно там, где я и представляла, тем более, что света от все той же светодиодной ленты как раз хватило, чтобы рассмотреть большую барную стойку с задвинутыми под нее высокими стульями, современную технику, стильную вытяжку и огромный двухдверный холодильник с окошком-баром.
— Охренеть… — квартира Макара, бывшая моей заоблачной мечтой и вызывающая у меня вполне нормальное, адекватное — я имею виду, чувство завести, сразу как-то померкла.
Пройдя по первому этажу — осмотрев кабинет, столовую, бильярдную, я остановилась перед витой лестницей из натурального дерева, темных пород, и немного замешкавшись, почувствовала, как внутри меня все затрепетало….