«Темно! Включите Лямпе!» Кто это придумал и сказал первым? Остроумный Мартынюк, наверное. Да неважно, кто. Важно еще одно, весьма существенное. Гриша любил кино, телевидение, эстраду. Он любил и хотел сниматься в кино, играть на телевидении и участвовать в концертах. А главное, понимал, что это необходимо и актерам театра, где он завтруппой. Мало того, что он делал все от него зависящее, чтобы предоставить нам эту возможность, так он еще был «организатором» — так это именовалось в середине прошлого века — многих телевизионных проектов. То есть составлял графики съемок, принимал участие в распределении ролей в телеспектаклях и телефильмах. Он — и никто иной, как он — способствовал карьере актеров. Один лишь пример. Но какой! Он буквально уговорил Татьяну Лиознову попробовать Леонида Броневого, тогда никому не известного и не снимавшегося в кино, на роль Мюллера в «Семнадцати мгновениях весны». Не слабо! — как теперь говорят. Но мало того, Гриша убедил Татьяну Михайловну утвердить Леонида на эту роль. Первая проба была малоудачная. Леонид Сергеевич, который к этому времени сыграл, и замечательно сыграл, достаточно много в театре, в кино был немолодым дебютантом. А дальше произошло чудо, которому стала свидетелем вся страна. Герой Леонида Сергеевича Броневого даже стал персонажем анекдотов о Мюллере и Штирлице — высшее свидетельство популярности. Чапаев — Бабочкин, Броневой — Мюллер, Штирлиц — Тихонов — всё, больше примеров, насколько я знаю, нет. Но для этого кого-то должна была осенить светлая мысль, кто-то должен был убедить Лиознову вторично попробовать Леонида Сергеевича на эту роль. И этот кто-то был наш Гриша Лямпе. Он и сам снялся в этой ставшей классической сериальной ленте. Снялся в эпизодической роли, которую превосходно сыграл. Но слава досталась другим. И в первую очередь — Леониду Броневому. Заслуженная слава, обрушившаяся на него как снежная лавина, как манна небесная. Помню, что тогда шел эфросовский «Дон-Жуан» Мольера, где я в очередь с Николаем Николаевичем Волковым играл Жуана, и стоило лишь появиться Броневому на сцене, раздавался гром аплодисментов, действие останавливалось. Мы пережидали этот шквал и, как могли, оправдывали непредвиденную паузу. Было непросто. Броневой замирал в позе очень умело. Аплодисменты не смолкали. Первая реплика-то была у него, у Леонида Сергеевича, а он не торопился ее произносить. Тогда Валентин Иосифович Гафт написал: «От славы охреневший теперь на всё горазд: и сам себе завидует, и сам себя предаст». Дело в том, что пройти после огня и вод звук медных труб славы, точнее — популярности, удается немногим. Особенно если медные трубы прозвучали, когда тебе уже сильно за сорок. Проще, если популярку принимаешь постепенно, гомеопатическими дозами. Или в ранней молодости. Тогда к ней привыкаешь. И если ты не вовсе дурак, понимаешь, что не в ней суть, и что надо сильно постараться в забеге на длинный марафон, чтобы достичь чего-нибудь более или менее серьезного. Тем более что популярность у пипла — вещь переменчивая и капризная.
Конечно, в начале 80-х Мюллера еще помнили. Но вот что произошло однажды в Норильске, куда мы поехали концертной бригадой от театра. В Норильск сослали на гастроли мужской состав.