Рисунок с уменьшением на тридцать лет

XIII
Будь впереди разлук – так, будто прощанье
в прошлом уже, как зима, что минует вот-вот.
Ведь среди зим бесконечное есть зимованье,
и, претерпев его, все твое сердце снесет.

Будь в Эвридике умершим, – поднявшись над тенью,

пой, прославляя романтику вечных разлук.
Здесь, среди исчезающих будь, в царстве видений,
будь разбитым стеклом, превратившимся в чистый звук.

Будь – но и знай также небытия законы,

слушай души колеблемой вечные стоны,
в миг озаренья исполнишь все и поймешь.

К миром утраченному, к запасам, что долгие годы

неисчерпаемы в недрах безмолвной природы,
себя, ликуя, причисли и число уничтожь.

XIV
Видишь цветы, эти преданные созданья,
что нам вручают судьбы своей краткие дни, —
кто ж это знает? А вечная грусть увяданья —
это каются в чем-то они.

Мир воспарил бы. Но мы его обременяем,

давим на все, восхищенные весом своим.
О, для чего наставленья вещам учиняем?
Вечное детство – счастье, врученное им.

Если бы с ними уснуть и в бездонных глубинах

вместе побыть, может статься, совсем другим
ты возвратишься из общих тех снов голубиных.

Или остаться, быть может, в родных объятьях

славимым и обращенным, равным своим —
тем, ветрами лугов овеваемым братьям.

XV
О ты, фонтана устье, ты – уста,
что вечно о высоком говорят.
Ты, мраморная маска, – маскарад
воды журчащей. Акведук с моста

к тебе подходит, он издалека,

мимо могил, пред склоном Апеннин
несет немолчный говор твой, пока
по мшистой застарелости седин

он в чашу не падет, затихнув там,

где ухо спящее, неведомое нам,
труба из мрамора – журчанья вечный ход.

Земли большое ухо. Лишь с собой

беседу признает. Сосуд любой,
что зачерпнет воды, ее прервет.

XVI
Постоянно нами разрываем,
Бог – пространство, что врачует нас.
Мы остры и мним, что много знаем.
Он же, ясный, всюду всякий час.

Жертвы – только те, что святы, чисты, —

он берет как верности обет,
с горней высоты своей лучистой
нас хранит от крайних бед.

Только мертвый пьет

из источников, что рядом, у околиц;
Молча Бог им знак дает, —
им, мертвым.

Нам же только шум предложен, гордым.

А ягненок просит колокольца —
кротости инстинкт его ведет.