Рисунок с уменьшением на тридцать лет

XXV
Я тебя вспоминаю, Тебя, чтобы вновь встрепенулся
тот цветок, у которого имени нет в миру.
Вспомню еще раз. А вам, кто теперь отвернулся,
я актрисы отчаянья представлю игру.

Только танцовщица. Вдруг тело замедлило танец,

замерло, будто юность отлили в медь.
Грусть и раздумье… Тут неба высокий посланец
музыкой сердце наполнил, что призвано петь.

Подкрался недуг. Обступили незваные тени.

Кровь потемнела. Минутной надежды плетенье
звуком весны безмятежной сказало: не верь.

Снова и снова, сквозь тьму и ночные провалы,

блестела, земная. Но сердце ее достучало,
открылась пред нею скорбная дверь

XXVI
О Божество, до последнего вздоха поющий,
ты, пораженный толпой разъяренных менад,
смог пересилить их вопли гармонией сущей,
из хаоса льется твой высочайший лад.

Ни головы, ни лиры твоей им не разбить.

Зря торжествуют победу, а острые камни —
те, что в сердце бросали, будут веками
преображенными в нежность и музыку жить.

Местью вконец затравлен, замучен, убит.

Песню твою слушали звери и скалы,
птицы, деревья. Там и поныне звучит.

О Бог поверженный! Неотменимый полет!

Тебя сгубило враждебности злобное жало,
но мы тебя слышим, природа тобой поет.

Часть вторая

I
Дыши, мой стих, порожденье небес!
И постоянно приемли
чистый, изменчивый мир. Ты – противовес,
что меня выравнивает и колеблет.

Я из волны света

морем стал наяву.
То – бережливейшее из морей планеты, —
пространства не надо ему.

Сколько же ве

сей вселенной бывало ужево мне. И многие ветры
стали сынами душе.

Узнаешь ли ты меня, воздух давнего крова?

Исполненные заветы —
форма и сущность слова.

II
Как подвернувшийся образ поэту
истинным кажется, маску надев,
так зеркала порою согреты,
присвоив святые улыбки дев;

когда они видят себя по утрам,

в зеркале чистом играет сиянье,
и образ прекрасный через дыханье
лишь отраженьем вернется к нам.

Что же в камине, в этой метели

коптящего пламени видится с мукой? —
Отблеск жизни ушедшей, тризна.

Ах, земля, кто знает потери?

Тот, у кого ликующим звуком
сердце поет благодарность жизни.

III
Вы – зеркала: ваша сущность сокрыта,
в мире не ведают вовсе о ней.
Как чрез отверстия звонкого сита,
вы заполняете краткость дней.

Залов пустых расточители, моты,

в сумраке дальше лесов и полей…
Люстра таранит ваши пустоты
блеском шестнадцати пышных ветвей.

Вы весьма живописны подчас.

Кто-то, казалось, вошел в вас лихо,
робко другой прошмыгнул мимо вас.

Лучшие же пребудут, доколь

там, в зазеркалье, на сдержанных ликах
белый Нарцисс исполняет роль.