Ритмие

И по спине вдруг холодок.

В картине, в этом кабинете

Был дед, отец, и его сын.

Но сын не старший, и не третий.

Сын что последний рожден был.

Наш сын, что был тридцатилетний,

От ярости не закричал,

Но взял отцовский портсигар

Что, как всегда, в столе лежал.

Хотел он кинуть уж в картину,

Но присмотрелся на неё…

Лица черты с ума сводили:

Лицо отца – но не его!

Сын присмотрелся снова, ближе…

Картина странная была.

С картины вдруг слова отца

Сказали словно: «тише».

Сын выбежал из кабинета

И к матери своей бежит!

Тридцати лет он словно не был!

Ему как будто вновь один!

Бежит, бессвязными словами

На мать он что-то говорит!

Она лишь видит: глаз горит,

Как у безумного слезами!

Сын болен стал, он был безумен.

В лечебнице окончил путь.

Всё говорил: « Отец не умер!

Отец в картине жил бы пусть!»

Но есть одна деталь смешная…

Она пугает оттого:

Картина – выдумка его!

Как будто боль есть основная…

Замок.

Родительская любовь.

Почему кусаешь в мозжечок?

Разве я так плох и так дебилен?

Накроши-ка мне салат из слов!

Я же ведь тупой и примитивный!

Километры лицемерия все дальше

Заплывают в голову мою.

Я всего-то на три года старше…

Я и правда ведь ее люблю.

Но заставь меня отречься, мама!

Задави меня тюрьмой, отец!

Мне уж очень страшно, неприятно…

Сердце так болит… но вы-то без сердец.

Вы готовы сделать очень плохо,

Чтобы было очень вам спокойно.

Я люблю? Плевать, ты лишь ребёнок.

Мы ведь платим, значит, не решает слово.

Честно, я хочу не спорить с вами.

Не ругаться с вами, не юлить…

Но закрыли вы на уши ставни.

Слышать сына вам – непозволительный каприз.

Прочитаете и это, будет снова

То же самое тягучее желе.

Слово, слово, слово, слово…

Слишком много слов, уже нет сил терпеть.

Надо спать, ведь завтра на работу,

На учебу мне с работы вон идти.

Я приду домой, и снова волки воем,

Мне напоминают: «ты кретин»!

Вам так больно, говорите вроде…

Вы не спите, думаете обо мне,

А потом в глаза мне снова врете

Что не запрещаете хоть что-то мне.

Да, я врал. А как мне вам не врать-то!

Посмотрите на весь этот цирк!

Я влюбился наконец не в одноклассницу!

Я влюбился в душу, ты пойми!

Вы уехали, я один дома.

Кофе вновь насыпал в свой стакан.

Мне уже не страшно, просто больно

Видеть на любимую оскал.

Как гиены в стаю ополчились…

Вы смотрели Короля Льва?

Симба с Налой просто подружились,

Стая падальщиков в угол загнала.

Да зачем мне это все писать сейчас?

Не хотите просто вы понять меня.

«Ты поймёшь, как только станешь старше!»

Вряд ли буду таким глупым я.

Мотивации вам лучше не придумать,

Чем такое отношение ко мне.

Теперь надо быстро очень думать,

Как спасти себя, стоя в огне.

Не хочу сарказма, только просто

Попытайтесь лишь поговорить со мной.

Мне не страшно, мне просто очень больно.

За обиды, принесённые семьей.

Замок.

Записывай на листок звуки ветра.

Его так редко слышно.

Не шуршит газета,

Не плавают в воздухе призраки.

Я по замку хожу обнаженный,

Слепой и хромой.

Как же случилось вот так?

Как все случилось со мной?

Кладка камня заложена

Тысячу лет назад.

Каменщик долго выдалбливал

Из нескольких тонн зиккурат.

Там же и был похоронен…

А кто и не знал?

Все величайшие постройки

На костях мастеров стоят.

Босые ноги,

Как пемзой,

Стираются в гладкие ножки.

Во всем искал плюсы…

Сейчас

Ощущение

Что выросли рожки.

Будто копыта стучат по брусчатке.

Будто бегу я от стаи волков.

Убегу вряд ли.

А может и убегу. Все равно.

Зверообразный я что ли?

Да нет!

Дело как раз-таки в том,

Что я – человек!

Чёрная меланхолия – призрак нашей сущности.

А я умираю в конвульсиях

Скучности.

Все вселенная нам не случайно

Преподносит,

Предначертывает.

Вселенная кидает кости,

А хочет – решает проблемы.

А может вселенная нас

Обожает.

Хотя вероятней всего,

Что грустно,

Играет.

Думаю,

Я бы играл точно так же.

Я бы создавал персонажей,

Строил бы между ними социальные многоэтажки,

Давал бы им разные способности,

Снаряжение,

Разных родителей, детей,

Места рождения,

Функцию брожения,

Ограничение общественного движения,

Горизонтального и вертикального положения.

Я бы как в Чапаева,

Сталкивал их с максимальной силой,

Так, чтобы они отталкивались

И улетали на смерть, но красиво.

Или как в шутерах.

Брал персонажа и убивал,

Потом совершал бы ошибку, еще и еще…

И сам умирал.

Я бы играл в модератора судеб людских,

Да и прочими тоже игрался б.

И за это совсем никаких

Наказаний бы не было явно.

Но вселенная нам не позволит

Так играть.

Остаётся нам лишь

Пресловутое «умирать»,

И немного мечтать о полетах.

Все когда-то хотели немного

Стать пилотом…

Вот я и купил замок.

Жил в узком бревне,

С трубой, выходящей из дупла.

Думал закрою гештальт, и только лишь «ок»

Поставил в графе

После пункта «чего добился сам?».

Теперь вот огромный

И древний

Стоит, на ветру аж гудя.

А я размышляю

О детках

И своём интервью у Дудя.

Чего-то мне не хватало всегда.

Наверное, энергии.

Жизнь Обломова писалась с меня.

Может, в древе жизни мы – общая ветка.

Катапульты заряжены, к бою готовы.

Полчище орков, шаманов и троллей

Рычит, кричит и на меня злится.

Я один защищаю свою столицу.

Без страны и без города замок.

Недавно же мой король

Счёл, что я обезьянка.

Королева сказала: «Ой,

Ты же знаешь, он слеповат,

И угрюм, иногда так токсичен,

Как кислота, или резок,

Как конь ретивый».