Риторика в тени пирамид

Невиданно острое переживание предательства звучит в письме Диогена жене: «Не перестану писать о том зле, которое сделал и делает мне коварный Антиной, сумевший уговорить Сибитилла неразумно отпасть от меня и бросить меня на чужбине. Пусть же знает Сибитилл, что у него не только потребуют обратно то, что он украл у меня при бегстве, но и он будет изгнан. Смотри же… чтобы он не ограбил тебя больше. Антиной вообще не перехитрил меня, но хочет, как я догадываюсь, неразумно отпасть… И что бы он ни сделал, я не беспокоюсь из-за него. Ибо боги хранили меня и сохранят до встречи с вами…»^{592}. На этот раз речь идет о предательстве свободных людей, а не рабов (Сибитилл может быть «изгнан», и, следовательно, он не раб). Они не просто покидают хозяина, даже не просто грабят его. Они — апостаты, отступники. Их отступничество неразумно. Таким же апостатом был раб Абиннея.

Сибитилл «неразумно отпал» и «бросил» Диогена. В уже приводившемся выше письме управляющий жалуется хозяину на работников, которые, получив и жалованье и задаток, «неразумно бросили меня и пришли к тебе». Работники — предатели, апостаты.

Насколько «общим местом» делается тема предательства, видно из сравнения письма Диогена с II посланием Тимофею апостола Павла.

Письмо Диогена (SB 9534)

(1) Не перестану писать о том зле, которое сделал и делает мне коварный Антиной,

(2) сумевший уговорить Сиоитилла неразумно отпасть от меня и бросить меня на чужбине… Антиной вообще не перехитрил меня, но хочет, как я догадываюсь, неразумно отпасть…

(3) И что бы он ни сделал, я не беспокоюсь из-за него. Ибо боги хранили меня и сохранят до встречи с вами…

2 Тим.

(1)4, 14. Александр медник много сделал мне зла.

(2) 1, 16. Ты знаешь, что все Асийские оставили меня; в числе их Фителл и Ермоген.

4, 10. Ибо Димас оставил меня, возлюбив нынешний век.

(3) 4, 18. И избавит меня господь от всякого зла.

Собственно, гл. 4 послания к Тимофею (стк. 14–18) и письмо Диогена построены по одной схеме: автору причинили много зла (1), его оставили на чужбине (2), но он надеется на помощь свыше (3).

Из всех персонажей Нового завета апостол Павел наиболее склонен подозревать всюду предательство и отступничество. Так, он посчитал отступником будущего евангелиста Марка, бросившего его с Варнавой в Памфилии, и не согласился на уговоры Варнавы взять Марка с собой^{593}.

В III в. н. э. Аврелия Сарапиада, дочь бывшего экзегета Антинуполя, подает прошение стратегу Оксиринхского нома. Вновь перед нами та же ситуация, что и у несчастного Диогена, письмо которого разобрано выше. Раб по некоему наущению бросает господина (госпожу) и обкрадывает его (ее). Сарапиада привыкла доверять своему слуге Сарапиону, так как он достался ей от отца и был неглуп, способен управлять имуществом хозяйки. Сарапион же «пренебрег по подстрекательству каких-то людей почетной обязанностью и надзором, который я ему доверила над вещами, необходимыми для жизни. При этом он украл кое-что из нашего имущества, в том числе одежду и другие вещи, которые я предоставила в его распоряжение, и бежал…»^{594}.

Предательство тем ужаснее, чем почетнее обязанность слуги. Сарапион «пренебрег… почетной обязанностью» подобно тем крестьянам, которые бежали от оросительных работ, «позорно нарушив», по мнению финансового чиновника, «замышленное для спасения всего Египта»^{595}. Отношения раба и господина как бы приравниваются к отношениям гражданина и его полиса.

Предательству, доселе невиданному, соответствует невиданная до II в. н. э. преданность. «Если ты захочешь прийти и взять меня с собой — приходи, и, если ты возмешь меня, я последую за тобой, и, как я люблю тебя, бог полюбит меня», — читаем мы в христианском письме 133 г. н. э.^{596}. Аврелий Архелай рекомендует военному трибуну Юлию Домицию некоего Теона, «моего друга»: «Ибо он — такой человек, что ты можешь его любить. Он оставил свой народ, свое имущество и дела и последовал за мной»^{597}. Если Сибитилл бросил хозяина на чужбине, то персонажи двух последних писем следуют на чужбину за тем, кого любят. Уже знакомый нам мотив патологического одиночества на чужбине сливается с мотивом сверхдолжной преданности: обычные рекомендательные письма не подходят к протеже со столь высокой моральной мерой. Нарушение этой меры оказывается «предательством» на манер государственного, «отступничеством» на манер религиозного.