Ритуал

– Ты сильный, тебе от Отца много дано, – сказал он тоном, будто утешал ребенка. – Выдержишь, уже чуть-чуть осталось. Гляди сам.

Он помог мне подняться и, держа под локоть, вывел на открытое пространство. Деревья прикрывали нам спину, а впереди простирался почти отвесный горный склон с широким уступом, приютившим даже несколько деревьев. Внезапные резкие порывы ветра трепали их кроны, словно собака, которой досталась в поругание тряпичная кукла. Мы стояли на обрыве, и от края этого уступа, такого близкого, нас отделяло не больше пятнадцати метров пропасти.

– Выход рядом, – сказал спасатель. – Видишь? То самое темное пятно – это и есть вход в пещеру.

Он снова поглядел мне в глаза, проникновенно и грустно.

– Выход всегда рядом, – сказал он, слегка наклонив голову и печально наморщив лоб. – А твой друг решил найти обходной путь. Но для тебя никогда не поздно показать ему, где находится настоящий выход.

Я опасливо подобрался к самому краю. Не высоко, метров сто – сто двадцать. Но не спуститься. Круто, и рваных огрызков скал, утыкавших своими громадами склон, хоть отбавляй. Господи, ну с чего это я взял, что нахожусь на Кавказе! Я же в Нави, будь она неладна! И рядом не спасатель. Так кто же он? Недоумевая, я повернулся к нему. Его лицо приобрело прежний оттенок безмятежности.

– До встречи, Сергей, – сказал он.

– Я не совсем понимаю, – замямлил я, испугавшись, что он может сейчас вот так просто уйти и снова оставить меня одного. – Ты меня знаешь? Мы что, знакомы?

– Еще бы. Обрати внимание на часть неба между теми дальними деревьями.

Я послушался. Там во всей своей красе сияла ослепительно-яркая сверхновая звезда чудовищных размеров и в ослепительном обрамлении лепестков-протуберанцев, образовавшихся при взрыве. Очевидно, звезда была где-то совсем близко, и сейчас как раз текли первые секунды ее существования, когда после миллиардолетнего плена ее энергия и творческая мощь, наконец, вырвались на свободу. Я невольно попятился, хотя прекрасно осознавал, что ее тяжелое излучение может добраться сюда очень не скоро. Все равно жутковато. Эффект не портило даже то, что небо стало сереть.

– Как же мне не знать тебя, если эта звезда зажглась в твою честь, – услышал я голос почти возле уха. – Впрочем, я знаю всех, но Отец, как ни жаль, дает мне только часть. Это вина вас самих. А ведь нужно только захотеть.

Пазлы мозаики в моей голове совершали непрерывное броуновское движение. Казалось, я стою на пороге разгадки, но боюсь его переступить. Слишком уж смелой была мысль. Если так, то. А что я теряю, в конце концов?

Незнакомец помахал мне рукой и сделал пару шагов.

– Постой! – крикнул я, позабыв об уместной в таких случаях субординации. – Кто ты?

Он обернулся и слегка нахмурился, скорее театрально, чем на самом деле.

– Я столько времени был с тобой, а ты до сих пор не знаешь меня? Сердце бога не в камне, брат. Оно в груди, в человеке. Запомни это!

Он мог бы и не произносить этого вслух. Кажется, я стал догадываться, что происходит, и это выразилось, прежде всего, в том, что я интуитивно стал понимать, что означали слова, которые мне довелось услышать в этом странном мире. И все равно я не мог отпустить его так просто. Ведь это.

Значит, ОН такой? Неужели он все же услышал? Или я выдаю желаемое за действительное? Все так буднично, просто. Ни тебе громов и молний, ни трубных гласов, ни горящих-говорящих кустов.

– Погоди! – почти крикнул я.

Он обернулся, и мы встретились взглядами.

– Чем еще я могу послужить тебе сейчас?

Я, стесняясь своих слов, казавшихся глупыми и неуместными, прошептал, так до конца и не уверенный в том, что мой вопрос придется по адресу:

– Всегда хотел спросить, а почему Бог оставил нас такими… почему не сделал совершенными, как он сам?

– А чем же он, по-твоему, все время занимается? – улыбнулся незнакомец.

Я не удержался и тоже улыбнулся. Теперь я знал, что падать ниц и бить поклоны точно не нужно.

– Я не Гандхарва, да?

Он сделал удивленное выражение лица:

– А кто это?

И тут же снова улыбнулся, давая понять, что он, конечно, в курсе всего, и на то, что меня волнует, он, естественно, тоже знает ответ.

– Этот мир однажды уйдет, и все, что в нем было, тоже. И это слово забудут, как и многое из того, за что когда-то лили кровь и разбивали судьбы.

– Понятно. Хотя, признаться, даже немного жаль. Я всегда хотел. Ну, достичь просветления, что ли… сделать что-то такое, из ряда вон выходящее.

– Это не важно. Главное – не впасть в промрачнение. А то есть целые ордена промрачневших. Далеко не тайные. Они у всех на виду и наперебой утверждают, что знают обо мне все. Иногда я даже не могу определить, наивность это или наглость. Ты же не из их числа?

– Стараюсь.

– Я знаю.

– Ты уходишь? Спешишь, да?

– Еще бы.

И, упреждая мой следующий вопрос, будто прочитав мысли, рассмеялся:

– От обезьяны – не от обезьяны. Можно ненароком подумать, что от обезьяны людям вести родословную выгоднее, чтобы оправдывать свои пороки животными предками. А насчет воскресения мертвых… я сейчас вплотную занимаюсь этим вопросом. Вот ты, например, за малым не мертвец был!