Ритуал

– Спасибо! – сказал я.

– Доброго тебе!

Не знаю, на что отвлеклось мое внимание, но он как-то неприметно, без всяких эффектов исчез, попросту растворился в трех шагах от меня. А я остался в недоумении: мираж это был или реальность, плод моего затуманенного страданиями мозга или что-то еще. Впрочем, меня эти тонкости напрочь перестали волновать. Я подумал, что похожую растерянность, наверное, чувствовал Моисей после разговора с ангелом, говорящим из пламенеющего терна, а еще, наверное, ученики Христа, когда тело умершего вроде бы Учителя явилось в их деморализованное утратой утро живым, говорило с ними, учило их, утешало, поглощая на равных с ними рыбу и мед. Люди по-разному реагируют на подобные вторжения в их жизнь. Кто-то, как Иона, навеки войдет в историю, притчею во языцех, а кто-то станет выдающимся пророком или апостолом. Тайна касалась их судеб, вынуждая учиться жить дальше с тем откровением, которое они получили. Каждый решал для себя эту проблему по-своему. Вот и мне, видимо, придется.

Пока я обалдело глядел в след истаявшему призраку, внезапно вспомнил, что так и не спросил, как именно туда, на ту сторону, перебраться. Родина была почти рядом, но пропасть сводила эту близость на нет. Походкой инвалида я прошаркал к самому краешку, где в замешательстве остановился, глядя вниз. И чуть было не отправился на самое дно, так как чудом уцепившийся за склон ствол дерева, о который я опирался, особо сильным порывом ветра все-таки вывернуло, и он стал крениться как раз в сторону пропасти. Я с максимальной резвостью, на которую был способен, отскочил, а мощная сосна, которая настолько радикально укрепилась на склоне, что разрушила корнями собственное гнездовище, рухнула. Корни древнего дерева обнажились, вытряхивая в провал пропасти камни и грунт, скрежет разрезал предутреннюю нестойкую тишину, а крона описала полукруг и, ударившись о противоположный склон, несколько раз спружинила. С открытым от изумления ртом я следил, как ее раз за разом подбрасывало в воздух. Амплитуда движений становилась все меньше, но, к сожалению, с каждым подскоком корни дерева все дальше съезжали в пропасть.

Наконец, все устаканилось, ствол, провисший над пропастью, перестало лихорадить, а ветер, словно убедившись, что дело сделано, окончательно удалился из этого участка.

Я с опаской подобрался к вывороченным корням и попытался оценить, насколько надежно сосна закрепилась на склонах в качестве моста. В принципе, никто не поручился бы, что исполин останется висеть точно так же в течение обозримой вечности, но никто не стал бы утверждать и обратное. Все зависело от капризов Эолова хозяйства и случайности. Ну а мне было понятно и еще кое-что: то, что произошло, – одновременно и знак, и подарок для меня, которым грех не воспользоваться, потому как другого шанса у меня просто не будет. Небо не так уж часто идет нам навстречу, поэтому в данном случае упрекать его в недостаточной лояльности было бы не только не корректно, но и опасно для жизни.

Я осторожно, так, словно это не древесина, а какой-то студень, попробовал корень рукой. Материальный. Оценил толщину ствола и его устойчивость. Спокойно можно пройти. Да, вполне спокойно, если бы он лежал на земле, а не провис в воздухе над пропастью глубиной в сотню метров. Если использовать специфический юмор одного из моих приятелей, то лучше всего мои ощущения выразила бы его тирада о болезненно сжавшемся сфинктере. Ну, боюсь я высоты, боюсь. Что я, один такой? Парадокс бревна, вот как это называется. Явление, изученное наукой.

Я постоял немного в нерешительности, обливаясь липким потом. Затем возмущение и злость от собственной трусости и немощи стали столь велики, что, взяв топор в зубы, я, покряхтывая от боли, вцепился в дерево, обхватил ствол ногами и, подтягиваясь одной рукой, пополз.