Ритуал

Пришли мы, конечно, к найденной утром мужской мумии. Теперь она казалась почти белой, чувство, что кожа у нее бумажная, только усилилось. Хотя чувство это ложное, мумию перемещали столько раз, а она осталась целой и невредимой. Так что уместнее сравнить ее с камнем.

– Мне сказали, что это удивительное явление, – продолжила Хеди. – Я про мумификацию. Она произошла естественным образом, а такое случается редко, ведь нужны особые условия. В нашем случае это сильная сухость внутри саркофага, без нее мы бы сейчас осматривали одни только кости. Или мы бы вообще не собрались здесь.

– Ты хотела что-то показать, – напомнила я.

– Да. Смотри, – Хеди указала на бедро мужчины, а точнее, на один из символов. – Лучше взять лупу, через нее видно больше.

Я так и сделала. Символ, на который указывала Хеди, ни о чем мне не говорил, обыкновенная закорючка, как и все остальные. Значит, дело в другом. Я наклонилась ближе, разглядывая монументальные, словно высеченные в камне, линии, и поняла, о чем идет речь. Линии символа несколько отличались друг от друга. С одной стороны края выглядели ссохшимися, с маленькими морщинками вокруг, но с другой линия была прямой и четкой.

Так же с лупой я осмотрела соседние символы. Из десяти еще в двух обнаружилась такая же странность, неуместная ровность края. С этими символами что-то нечисто.

– Это я заметила, – похвалилась Хеди с улыбкой. – Нашла старые записи. Вот этот символ, смотри, – она указала на руку мумии, – означает смерть. Именно так Ренан Гранфельтский подписал первое письмо, отправленное с Мертвых Земель. На тот момент он лет десять как считался погибшим, его подпись никто не распознал, хотя это было предупреждение. Ладно, это не так важно. Главное – символ, вырезанный на мумии, и знак смерти показались мне идентичными. Но с небольшим отличием, с лишней линией справа. Поначалу я решила, что это ошибка, другой знак, иной смысл, но потом взяла лупу и увидела то, что сейчас видишь ты.

– Кто-то подправил мумию.

– Именно.

Час от часу не легче. Почему, зачем, как, кто… одни вопросы. Но теперь понятно, отчего ритуал не сработал с Эспеном: если знаки вырезались заведомо неправильные, неудивительно, что все пошло не так. Я даже достала копию символов, вырезанных на Эспене, чтобы убедиться: они именно исправленные. Но, видимо, недостаточно, чтобы не сработать вообще.

– Не понимаю, откуда у сивиллы из Вилива взялся знак смерти, написанный Ренаном Гранфельтским в каком-то там письме, причем сильно задолго до событий с чумой.

Хеди поджала губы: вопрос ей по душе не пришелся.

– Какая сейчас разница? Мы ищем не ту сивиллу.

– Верно, но все же… любопытно.

– Этот знак использовался и после, как и другие.

– Почему я тогда все это впервые вижу? – задала я еще один неудобный вопрос.

Мне казалось, Хеди промолчит, но она вдруг сказала:

– Потому что это мертвый язык. Ренан Гранфельтский стал первым, кто на нем заговорил. Никто не знает, откуда это взялось, но хорошо, что не пошло дальше. Посмотри, на что этот язык способен, Ида, и скажи: Храм напрасно хранит некоторые тайны? Или лучше такое держать под замком?

– Полагаю, в данном случае замок более чем уместен.

– Именно.

– Некоторые тайны Мертвоземья так и останутся тайнами, да? – улыбнулась я.

– В университете нас учили, что знания – сила. Но только в том случае, когда знаний достаточное количество. Если чаша переполняется, сила превращается в слабость, и ничего с этим сделать уже нельзя. Пустую чашу еще можно наполнить, но когда содержимое лезет через край, становится поздно что-то менять. И у каждого человека свой размер чаши.

Вот все хорошо было, спрашивается, зачем толкать эти речи? Тем более, всегда можно сказать прямо: не твоего ума дело, хватит задавать вопросы.

– Больше для меня ничего?

Хеди покачала головой:

– Я рассказала все, что может быть полезно для расследования.

– И на этом спасибо.

– Не за что, Ида. Мы все хотим одного.

– Разумеется.

Просто у некоторых чаша маловата.

После Хеди я пригласила альтьера Фитцелля в сторону перекинуться парой слов. Думала, вдруг они успели найти что-то интересное, но говорить при сотруднике Храма стесняются? Но альтьер опроверг мои подозрения, украдкой сообщив, что Хеди провела в лаборатории почти весь день, и все открытия принадлежат тоже ей. Из его путанной речи я поняла, что при Хеди работа несколько буксовала.

– Надеюсь, завтра нас ждет другой разговор, – приободрила я.

– Да, я тоже на это надеюсь.

Прикинув в уме, достаточно ли времени прошло с моего ухода от друзей Эспена, я решила, что все-таки недостаточно. Можно позволить себе еще небольшую прогулку и перекур. Ведь время, проведенное с лучшим другом, не может считаться потерянным, а кто я такая, чтобы мешать начинающим некромантам? Пусть наслаждаются. Не торопись я узнать правду, заперла бы их там на сутки, честное слово.