Рюбецаль

В октябре девяносто третьего Кирилл хотел идти на демонстрацию сторонников Съезда, но мать заперла его. О подавлении путча и о том, что за всем этим последовало, она высказалась так: «Это конец начала и начало конца». Рухнула ее надежда на «польский вариант», на парламентаризм, не неких просвещенных «левых» у руля. Почти одновременно с надеждой Кирилла на сильную власть, которая обуздает хаос и покарает тех, кто возомнил себя хозяевами.

Если мать располагала собеседниками среди коллег и некоторых аспирантов из тех, что еще не уехали, то Кириллу поговорить о положении в стране было не с кем. У ребят в секции, одноклассников, даже у Дениса, виды на жизнь либо сводились к эмиграции, либо колебались с конъюнктурой текущего момента. Вместо цели здесь служила мечта застолбить себе место в мире открывшихся возможностей, не взирая на происхождение этих возможностей. Подобие цели имелось у многих студентов-геологов, которых Кирилл встретил в институте: большинство мечтало работать на какую-нибудь нефтяную или горно-металлургическую компанию вроде «Норильского никеля». Кирилл твердо знал, что его будущее связано с минералогией, причем с теорией, с лабораторной наукой. Но связь между ним и миром минералов существовала не в будущем, не в настоящем и не в прошлом. Она была предопределена. Кирилл чувствовал ее прочность, а о глубине не смел гадать. В эту связь он посвятил лишь Антонину. Вторая связь, столько же, как верил Кирилл, предопределенная, существовала между ним и Россией, которая представлялась ему то протяженностью, под которой напластовывались запасы природных ископаемых, то в первую очередь набором политических характеристик, благоприятствующих или нет ответственному распоряжению запасами, которые предоставляет сама Земля. В эту вторую связь Кирилл не посвящал никого. Где именно его связь с Россией, подобная подземному кабелю, выйдет на поверхность, как себя явит, он еще не решил, если решение вообще зависело от него.

С матерью все больше отдалялись в своих политических ожиданиях. Где мать видела опасность превышения полномочий верховной власти, Кирилл видел их отсутствие. Обоим не нравилось экономическое расслоение, но мать больше боялась возврата к авторитарной модели, а Кирилл – развала страны.

Когда правительство передало пакеты акций банкам за деньги и поддержку на выборах, он был вне себя и выплеснул своей гнев не столько матери, сколько на нее. Согласно Кириллу, не могло быть ничего хуже слабой власти, у которой нет другого рычага, кроме денег, и которая в обмен на лояльность продает страну с молотка. «Залоговые аукционы» – страна идет с молотка. Согласно матери, хуже слабой власти была только сильная власть.

Пустая комната, стены оголены до бетона. На полу валяются куски сбитой штукатурки, стоят мешки со штукатурной смесью, пластиковые ведра. Кирилл, его одногруппник Ваня, в рабочих комбинезонах, орудуют кельмами. Они – артель, впрочем, Ваня предпочитает слово «фирма». Фирма существует лишь на словах, для очередного заказчика: представляться фирмой солиднее, но быть индивидуальным предпринимателем, каковым зарегистрировался Ваня, выгоднее. Таким образом, если смотреть под строго юридическим углом, со стороны налоговой службы, Кирилл не напарник, а помощник или даже наемный работник, хотя прибыль распределяется поровну. Отделка жилых и нежилых помещений, покраска рам и дверей, поклейка обоев, полировка пола, даже мытье окон – Ваня открыт всему.

«Фирма» сломается, как спичка, уже через год, не выдержав налогового бремени – раз, конкуренции – два, запугиваний теми же конкурентами – три, рэкетирского нажима – четыре. Но сейчас Ваня чинит, восстанавливает и обновляет, лелея замыслы о расширении клиентуры, которую пока составляют знакомые знакомых.

У Вани тоже нет отца, а вот младший брат и, стало быть, еще более веская причина уклоняться от армии есть. Сначала Ванин выбор пал на Институт стали и сплавов, как наименее притязательный вуз из ближайших к дому, но, когда он пошел сдавать экзамены, перепутал и попал в соседний Горный. Ваня поступил в Горный после двух лет учебы в реставрационном техникуме, так что шпаклевка и малярный флизелин ему не вчуже. Кирилла, сразу оценив незаменимость его физических параметров, он натаскал. Аккуратность и обязательность, наработанные на ведении домашнего хозяйства, заменяют Кириллу сноровку.

Кирилл хотел бесплатно сделать ремонт Антонине, но та отказалась, что Ваня без обиняков одобрил: «Дружба дружбой, а табачок врозь». Ванино нежелание смотреть дальше своего кармана Кириллу неприятно. Монотонная штукатурная работа способствует разговорам, которые из-за Ваниной аполитичности часто превращаются в речи Кирилла, который вообще-то не речист, но смятение вынуждает.

Кирилл: Значит, тебя не колышет, что в горнодобывающей отрасли уже давным-давно идет перманентный передел собственности?

Ваня (обреченно): Разъясни.