Робеспьер

3 декабря Робеспьер требует смерти без суда, смерти для "укрепления рождающейся республики", чтобы запечатлеть в сердцах "презрение к монархии" и "ошеломить всех приспешников короля"[210]. Исключительная суровость позиции отсылает к праву сопротивления, уже требовавшемуся в течение лета 1789 г., когда Робеспьер извинял насилие 14 июля и последующих дней. Различая времена обычные и исключительные, представитель народа может, таким образом, утверждать, что он не отрекается от своей битвы в качестве члена Учредительного собрания против смертной казни ("я ненавижу смертную казнь, которую расточают ваши законы"[211]); для него, 10 августа позволяет отступление от порядка законов, которое оправдывает чрезвычайные меры наказания. Мнение Робеспьера также становится понятным в атмосфере зимы 1792-1793 гг., когда первые насильственные действия республики вызывают разделение, когда политика восставшей Коммуны и ход парижского избирательного собрания продолжают вызывать споры. Позиция Робеспьера определяется не только принципами; она также является ответом на атаки жирондистов, желанием придать законную силу всем событиям лета и оправдать их деятелей. Нужно ли видеть здесь также и опасение, как бы процесс не позволил сохранить жизнь Людовику XVI?

Основательно продуманная и изложенная пятнадцатью днями ранее в его "Письмах", холодная и резкая политическая аргументация не становится достаточно убедительной. Члены Конвента разделились; многие не желают непоправимого и, более того, боятся осуждения общественного мнения и иностранных государств. Они высказываются за процесс с обвинительным актом, обвиняемым, защитниками, различными мнениями, вердиктом. Робеспьер ещё пытается противостоять этому 4 декабря, но ничего не выходит. Процесс начат. В течение трёх недель Робеспьер присутствует на нём, фактически не участвуя. Однако в конце месяца новое предложение прерывает его молчание. Пока Людовик XVI оправдывается, неловко, но достойно, пока адвокаты искусно защищают его, а многие французы поддаются жалости, жирондисты предлагают передать судебные полномочия Конвента народу.

Более, чем когда-либо Робеспьер сомневается в исходе процесса. 28 декабря он говорит; даже если он продолжает думать, что Людовик XVI был осуждён 10 августа, он намерен, пользуясь его же словами, рассуждать "в рамках того порядка, который был принят"[212]. Поскольку процесс начался, он хочет его закончить, быстро и без обращения к народу. Советоваться с гражданами о мере наказания, налагаемой на короля, говорит он, значило бы ослабить нацию в состоянии войны, вызвать жестокие споры, увидеть "гражданскую войну". Сближая процесс с печальными событиями лета 1791 г., он уверяет, что "те, кто не хочет, чтобы Людовик пал от меча законов, ничего не имели бы против того, чтоб он был убит во время народных волнений: они приложат все силы к тому, чтобы спровоцировать таковые"[213]. Робеспьер разоблачает западню жирондистов: они хотят подтолкнуть народ к гневу, к убийству короля, чтобы потом подавить его и навязать ему свою власть. Они готовят новую резню на Марсовом поле. "Да, я это заявляю во всеуслышание, отныне в процессе тирана я вижу не что иное, как средство вернуть нас, через анархию, обратно к деспотизму"[214]. Действительно ли он в это верит? Клевета ли это, чтобы дискредитировать противника? Ответ ли на гнев, поднимающийся на парижских улицах, и косвенный призыв к спокойствию? Как бы то ни было, в последующие недели Робеспьер беспрестанно возвращается к этой предполагаемой угрозе, которая перекликается с симметричными страхами у бриссотинцев.

В середине января 1793 г. процесс завершается поимённой перекличкой. Робеспьер голосует "за" по вопросу о виновности, затем "против" по вопросу об обращении к народу, как и подавляющее большинство Собрания (15 января). На следующий день, в восемь часов вечера, начинается третья перекличка; она касается меры наказания. Как и накануне, каждый депутат в свою очередь проходит к трибуне и предлагает свой вердикт, иногда одной фразой ("Я голосую за смерть", "Я голосую за тюремное заключение"), иногда обосновывая свой выбор. Робеспьер голосует за смерть, как и очень незначительное большинство, и объясняет: "Я неумолим к угнетателям, потому что я сострадателен к угнетённым; я нисколько не признаю человечности, которая убивает народы, и которая прощает деспотов".