Однако чрезвычайные учреждения – это, прежде всего, ответ на военные измены и контрреволюцию, которая взрывается после декрета о рекрутском наборе трёхсот тысяч человек, принятого в феврале. Более, чем беспорядки в Бретани или Оверни, это беспорядки, происходящие в Вандее и соседних департаментах. С середины марта повстанцы организуются, берут города, выступают против солдат Республики, выставляют напоказ белые кокарды, рубят деревья свободы; в Париже крайне опасаются движения, согласованного с эмигрантами и с Англией… 8 мая 1793 г., после того, как чрезвычайный депутат от Эндр-и-Луар объявил в Конвенте о потере Брессюира, Туара, Лудэна, Робеспьер предстаёт ужасным. В Якобинском клубе он восклицает: "Во Франции остались лишь две партии — народ и его враги. Надо истребить всех этих подлых злодеев, которые будут всегда плести заговоры против прав человека и против счастья всех народов"[233]
. Не забывая об эмигрантах и монархической коалиции, первой целью он избирает воюющую Вандею: множество раз он повторяет, что нужно "истребить мятежников" до последнего, а затем заключить в тюрьму подозрительных в Париже, а затем создать армии. В большей степени, чем речь, это воззвание, с его допустимыми для подобного преувеличениями; риторика здесь воинственная.Как анализировать такое словесное нестовство? Раскрывая свою символическую силу, уже полученную благодаря Вандее, оно, прежде всего, указывает на чрезвычайную жестокость борьбы, которая там начинается; оно явственно даёт о себе знать до основных декретов 1 августа и 1 октября 1793 г., организующих беспощадное отвоевание. В начале мая высказывания Робеспьера также направлены на то, чтобы поощрить набор солдат для Вандеи и успокоить тех, кто будет воевать, насчёт судьбы их жён и детей, остающихся в Париже; речь идёт том, чтобы провести мобилизацию и потребовать мер общественного спасения, как "бешеные", аудитория которых в Париже расширяется, но при этом отказавшись от народного восстания, которое могло бы взволновать департаменты, и противясь изгнанию жирондистов при помощи силы. Робеспьер подтверждает это 12 мая, когда граждане из секции Хлебного рынка шествуют под музыку в зал Якобинского клуба. Готовые сражаться на западе, они полны энтузиазма, но обеспокоены. Один военный с саблей наголо предлагает: "Перед тем, как уехать нужно уничтожить наших врагов здесь"; ранее он угрожает "негодяям" из Конвента. Именно Робеспьер его успокаивает. На следующий день якобинцы предлагают обращение, требующее обвинения двадцати двух жирондистских депутатов… Робеспьер ещё сопротивляется этому. Но, далёкий от желания защитить Жиронду, он полагает этого добиться легальными средствами, без восстания, без мобилизации клубов; уже в течение многих недель он усиливает свои атаки против неё.
"Да, я сейчас дам своё заключение против вас"
В начале апреля 1793 г., когда пресса изобличает измену Дюмурье, потерю Бельгии и, в самом сердце Республики, победы повстанцев Вандеи, Мэн-э-Луар и Нижней Луары (Атлантической Луары), Конвент собирается уже более шести месяцев; он установил республику, осудил короля, но ещё не завершил свою работу над Конституцией. В Париже секции и различные клубы теряют терпение и разоблачают эгоистические амбиции жирондистов; в провинции обвинениям часто подвергаются именно санкюлотская "анархия", влияние Марата и Робеспьера. Каждый лагерь до блеска полирует свои проклятия. До сих пор целостность национального представительства уважали, но может ли так продолжаться?