Робеспьер

Таким же образом они ожидают сурового подавления восстания в Вандее и соседних департаментах. 1 октября, от имени Комитета общественного спасения, Барер возобновляет свой призыв покончить с "непостижимой Вандеей". Его слова резки: "Уничтожьте Вандею! Валансьен и Конде не будут больше под властью Австрии. Уничтожьте Вандею! Англичане не будут больше занимать Дюнкерк. Уничтожьте Вандею! Рейн будет освобождён от пруссаков. […] Вандея и ещё раз Вандея, вот политический уголь, который пожирает сердце французской Республики; вот то, что нужно поразить". За несколько недель до того, как повстанцы вместе с женщинами и детьми переходят Луару, в поисках помощи в Бретани, в Нормандии, и налаживания контакта с англичанами (уход из Галерна), его слова говорят об убеждённости в прочной связи между внутренними мятежами и вражескими державами, о крайней необходимости закончить гражданскую войну, чтобы выиграть войну внешнюю. Робеспьер разделяет это мнение и подписывает множество постановлений, призывающих военачальников и представителей к решительности, при этом он не способствует нантским потоплениям или использованию адских колонн.

Для Робеспьера юридическое и военное насилие оправдано внутренней и внешней войной: "Объединившиеся против республики монархи воюют с нами своими армиями, интригами и пасквилями, - пишет он. - Мы противопоставляем их армиям более храбрые армии, их интригам — бдительность и страх перед национальным правосудием, их пасквилям — правду"[265] (5 декабря 1793-15 фримера II года). Таким образом, он проектирует революционное правительство.

Организация чрезвычайного политического положения

Уже в марте и апреле 1793 г. члены Конвента приняли чрезвычайные политические и судебные меры, такие как создание Чрезвычайного уголовного трибунала (революционного), Комитета общественного спасения, наблюдательных комитетов, процедуру объявления вне закона врагов республики, которая позволяла наказывать без суда и при простом установлении личности. Начиная с лета и осени 1793 г. пройден новый этап. Отличие в более драматической военной обстановке, с захваченными границами, восставшими департаментами, портом Тулон, переданным англичанам. Оно – во множестве заключений в тюрьму и публичных казнях, особенно на внутренних границах Запада, долины Роны и Юга. Отличие также в организационной обстановке, так как теперь у Республики теперь есть Конституция, торжественно принятая департаментами; она создана, она может использоваться… если Конвент это решит.

10 августа Робеспьер, охваченный эмоциями, присутствует на празднике, подготовленном Давидом, чтобы отметить восстание лета 1792 г. и отпраздновать принятие Конституции. Перед алтарём отечества председатель Конвента и член Комитета общественного спасения Эро-Сешель начинает церемонию: "Сейчас, в то время как мы основываем Францию, Европа атакует её со всех сторон; поклянёмся защищать Конституцию до самой смерти! Республика вечна". Робеспьер и члены Конвента с воодушевлением присоединяются и обязуются защищать её до самой смерти. Но в настоящий момент, что с ней делать, кроме как положить на хранение в кедровый ящик, который на следующий день будет символически передан Конвенту?

Для многих всё просто. Конвент закончил Конституцию, народ её принял, достаточно претворить её в жизнь; в воскресенье 11 августа именно это мнение господствует в Собрании. Когда Делакруа предлагает издать постановление о выборах в законодательный орган, его предложение обращено в декрет, который приглашает коммуны подготовить список граждан, способных голосовать. Процедура начата или могла бы начаться…

Робеспьер отсутствует на заседании. Вечером в Якобинском клубе он напоминает о тревожной ситуации в республике: "Ваши армии потерпели новые неудачи; ваши враги предприняли новую дерзость; причиной всего этого является подлость и предательство, с одной стороны, слабость и легковерие, с другой"[266]. Как обычное правительство смогло бы оказать этому сопротивление? – спрашивает он. И чем могла бы стать новая легислатура? "У меня нет никакой причины увековечить настоящее Собрание; все, кто знает меня, знают, что я желаю только вернуться в класс простых граждан, и что бремя постоянного управления в течение пяти лет слишком тяжко для одного человека. Но, согласно коварному предложению, которое вам сделали [в Собрании], пытаются заменить изгнанных из действующего Конвента членов посланцами Питта и герцога Кобургского"[267].