Робеспьер

Тем же вечером Робеспьер хочет прочесть свою речь в Якобинском клубе. Двое из его противников из Комитета общественного спасения, Колло д'Эрбуа и Бийо-Варенн, также находятся здесь и требуют слова. Их поддерживает депутат Жавог, который бросает: "Мы не хотим властелина у Якобинцев". Если спокойствие и возвращается во время речи, принятой лучше, чем в Конвенте, оно снова нарушается после финальных обвинений; но на этот раз, в чрезвычайном возбуждении, среди криков: "На гильотину!", Колло д'Эрбуа и Бийо-Варенна выгоняют из зала. Эти вечером Робеспьер одерживает победу.

Но верит ли он в свой успех? Начиная с III года его речь представляют, как "политическое завещание". В Якобинском клубе он будто бы сказал: "Вы выслушали моё предсмертное завещание. Мои враги или, скорее, враги республики, так могущественны и так многочисленны, что я не мог бы обольщаться долгое время избегать их ударов. Никогда я не чувствовал себя более растроганным, говоря с вами; ибо мне кажется, что я с вами прощаюсь"[342]. Были эти слова произнесены или нет, ясно одно: Робеспьер показывает себя полным энергии; он ещё не сдаётся. Эта решительность делает его наступление в Конвенте ещё более странным, так как, в отличие от того, что происходило во время ликвидации эбертистов и снисходительных, обвинение выдвинуто не от имени правительственных Комитетов, а только им одним; и им против части комитетов…

Последние дни

9 термидора (27 июля) Робеспьер полагается на доклад Сен-Жюста. Он не планировал никакого "заговора", как его в этом обвиняли; но он знает, что заседание решающее. Противостоит ему серьёзная решимость, но не подготовленный, составленный, безошибочный заговор. Конечно, имеются недовольные, готовые действовать. Есть Фуше и Тальен, мобилизующие и агитирующие Собрание в течение многих недель. Есть Камбон, Малларме и Рамель, прямо обвинённые накануне. Есть Колло д'Эрбуа и Бийо-Варенн, с которыми грубо обошлись у Якобинцев, обозлённые на Сен-Жюста, как и Карно, так как пылкий член Конвента не представил им заранее свой доклад… Тем не менее, доминирует импровизация.

В этот день Собрание – это театр; драматурги не ошибались по этому поводу, и множество раз выводили на сцену драму. Колло д'Эрбуа председательствует. Около полудня он даёт слово Сен-Жюсту, чтобы представить доклад от имени правительственных Комитетов. Молодой депутат начинает: "Я не принадлежу ни к какой фракции, я буду бороться с любой из них. […] Ваши Комитеты общей безопасности и общественного спасения поручили мне представить вам доклад о причинах серьезного волнения, которым было охвачено в последнее время общественное мнение. Хотели сообщения, что в правительстве раскол. Нет, это не так. Я буду говорить о нескольких лицах, побуждаемых завистью, которые пытались усилить свое влияние, чтобы достичь своих целей. Эти люди содействовали тому, чтобы мне был поручен доклад, о котором я говорю. Они полагали, что я поддамся человеческому желанию добиться всеобщего примирения…"[343]

История повторяется; как и Робеспьер накануне, Сен-Жюст начинает обличительную речь. Но на этот раз, посреди взволнованной аудитории, поднимается один человек и грубо прерывает оратора; это Тальен. Он удивляется и спрашивает, почему член правительства снова притязает на то, чтобы выступать от своего собственного имени. "Собираются усугубить беды родины, - говорит он, - я же собираюсь потребовать здесь, чтобы занавес был наконец полностью сорван". Раздаются аплодисменты, оставляя Сен-Жюста безгласным. Брешь пробита. Бийо-Варенн врывается в неё и возмущается заседанием в Якобинском клубе 8 термидора, где, уверяет он, "открыто разрабатывался план вырезать Национальный конвент". "Ужасное волнение" пробегает по залу. Бийо продолжает; он разоблачает заговор, первым актом которого является речь Сен-Жюста, затем принимается за Робеспьера: он покинул Комитет общественного спасения, когда он увидел, что не может там больше доминировать, "он избавил от эшафота одного негодяя", это "тиран". Всё это кажется сумбурным и противоречивым, но Собрание присоединяется и поднимается, как один человек.

Удовлетворённый председатель отказывает в слове всем, кто не разделяет его мнения; Леба, который проявляет настойчивость, сурово призван к порядку. Робеспьер не может больше высказаться; если верить Бийо-Варенну, у него всё же была готовая речь, которую он много раз доставал из кармана. Он у подножия трибуны, взволнованный, оскорблённый, бессильный. Тальен снова говорит; он обвиняет Робеспьера, затем Анрио, командующего Национальной гвардией, затем Дюма, председателя Революционного трибунала, и некоторых других. Бийо-Варенн и Вадье заходят дальше. Собрание постановляет арестовать Дюма, Анрио, Буланже, Дюфресса, Лавалетта, и т. д. Робеспьер требует слова; "Нет, долой тирана!"