Робеспьер

Но слова и методы частично меняются. В апреле, в своей брошюре, разоблачающей "антиконституционные и антисоциальные" меры, ограничивающие доступ к голосованию и к праву быть избранным, он постоянно противопоставляет народ и "богатых"; 9 мая неактивные граждане становятся "бедными". Всё чаще чётко разделяя богатых и бедных, обличая деспотизм богатства и развращающее влияние денег, речь Робеспьера становится более резкой и более привязанной к социальным вопросам. Она становится также более опасной. В то же самое время, у Якобинцев, после выступления против проекта о разделении министерств как губительного для свободы, он восклицает: "Я заявляю, что я в достаточной мере полагаюсь на людей, привязанных к свободе, на их мужественную веру, что она не будет подорвана; и я говорю здесь об этом, прежде чем на неё посягнуть, нужно, чтобы эти добрые защитники народа погибли". Он не исключает вероятности сопротивления угнетению (10 апреля).

Не следует, однако, ошибочно воспринимать природу его борьбы. Она прежде всего политическая. Когда Собрание разрешило свободную торговлю зерном в августе 1789 г., Робеспьер ничего не возразил. Когда оно обсуждало условия выкупа некоторых сеньориальных прав, он не провозглашал их безусловную отмену (май 1790). Далее, он не берёт слово, когда Собрание запрещает всякие препятствия "свободной деятельности промышленности и труда", особенно посредством забастовки (июнь 1791). Однако молчание не равно согласию. Более того, мы слышим, как он извиняет мэра за то, что он своей властью установил твёрдые цены на зерно; мы слышим также, как он защищает строгое ограничение права завещания, руководствуясь соображением не допустить роста "неравенства состояний". Чувствительный к социальным вопросам, Робеспьер, всё же, защищает в первую очередь политические права народа: суверенитет, свободу, право на восстание и "необходимое равенство прав среди неизбежного неравенства имуществ". В этом его первоочередная задача.

Именно в этом духе он призывает к уважению всех гарантий свободы народа. Он делает это в случае дебатов об организации Национальной гвардии 27 и 28 апреля 1791 г. В его речи повторяются тезисы из его брошюры за прошлый декабрь, имевшей большой успех. Национальная гвардия, напоминает он, должна быть "наиболее твердой опорой свободы"[119]; она должна быть противовесом армии, не имея возможности стать орудием угнетения народа или исполнительной власти. Его проект – это не проект комитета, который он энергично обвиняет: "Он делает из Национальной гвардии класс граждан, который должен рано или поздно стать игрушкой и инструментом королевского деспотизма". Вновь Робеспьер требует, чтобы Национальная гвардия была учреждена без условия ценза, чтобы она не могла стать дополнительной армией, армией в руках короля… Но очень немногие хотят его услышать.

Робеспьер также верит в свободу прессы, которую он называет "самым грозным бичом деспотизма". Он мыслит эту свободу абсолютной, без каких-либо преград, как и член Учредительного собрания Петион, как и якобинец Лантена. Он объясняет это у Друзей Конституции, 9 мая 1791 г., в своей речи, которую он публикует, чтобы Якобинский клуб обратился к аффилированным обществам и, чтобы снова частично использовать её в конце августа. Верный в этом пункте американскому примеру, он отвергает любую цензуру и любое исключительное право печати. Он не признаёт также никаких ограничений свободы самовыражения: разрешение осуждать высказывания, считающихся подстрекательскими или мятежными, могло бы помешать дебатам; разрешение преследовать за клевету тех, кто мог бы обвинить должностное лицо, могло бы помешать прессе "сдерживать честолюбие и деспотизм тех, кому народ доверил свою власть". Он хотел бы, чтобы только оклеветанные частные лица имели бы право требовать возмещения.

Никогда ещё Робеспьер не был столь воинственным. В Собрании он выступает около шестнадцати раз в марте 1791 г., тринадцать раз в апреле, двадцать раз в мае. Он также говорит в обществе Друзей Конституции, и публикует множество брошюр. Он принимает участие во всех битвах, в том числе вступает в бой за чернокожих и свободных мулатов в колониях. Не доверяя колониальному комитету, он жёстко сопротивляется социальным притязаниям белых колонистов. Дискуссия начинается 12 мая, из-за проекта декрета, который сохранил бы за колониальными собраниями инициативу любого закона, касающегося "гражданского статуса лиц" и внутреннего устройства их территорий. На следующий день, когда некоторые предлагают заменить в тексте слово "лица" на "рабы", проблема становится шире. Робеспьер в этом убеждён; итак, речь идёт, в особенности для плантаторов, об отказе в политических правах "свободным цветным" и об уклонении в будущем от любых дискуссий на тему рабства.