Читаем Робкий Лев полностью

Он, видно, жизнью сильно тёртый…» —


«Евстрат Сергеевич Онучин.

А вот какой ему поручен

Объём работ – я не пойму,

Не знаю также, почему


Он здесь сидит!» – Жидков ответил.

Роман немедленно отметил,

Что тот был на соседа зол.

«Но почему он не пришёл?» —


«А он на родину уехал». —

«А где же родина?» – «В Керчи».

Роман не выдержал, вскочил:

Земляк нашёлся, вот потеха!


«Ты говоришь, он из Керчи?

Ты не шутил? Нет, ты нарочно!» —

«Да успокойся, не кричи!

Он из Керчи, я знаю точно.


Он украинский гражданин,

Имеет паспорт украинский». —

«Но мы живём в стране российской!» —

«Ну, видно, не было причин


Менять гражданство… Но скажи,

Тебя что в этом удивляет?» —

«Да я ведь тоже из Керчи!»

О, это многое меняет!


Не ожидал Роман никак,

Что ветеран – его земляк…

Но есть ли польза в человеке,

Что сам нуждается в опеке?


Как жаль, что он из стариков, —

Те не живут, а доживают…

Но что поделать: земляков,

Как и родню, не выбирают!


Он сел на свой рабочий стул,

И вдруг, листая документы,

Совсем по-новому взглянул

На любопытные моменты.


С Романом это в первый раз:

Хоть на работу пригласили,

Но стол рабочий дать забыли —

Как будто взяли про запас.


А вдруг Арапов напрямик

Заявит: «Нам такая должность

Без надобности!» Рома сник,

Им овладела безысходность…


6

«Сидите, клятi москалi? —

Услышал голос он вдали,

Потом – шаги по коридору,

И в их унылую контору


Стремительно вошёл земляк,

Неся увесистый рюкзак. —

Ну как, у вас тут всё спокойно?

Себя ведёте вы пристойно?»


Приехавший издалека,

Он задавал свои вопросы

И доставал из рюкзака

Бумаги, книги, папиросы.


Савчук с Жидковым изменились:

Заговорили, оживились,

Из их раскованных речей

Явилась масса новостей.


Потом Онучин рассказал,

Как съездил, где он побывал,

Как встретил он начало года,

Какая там, в Керчи, погода.


Затем последовали шутки,

Раздался громкий дружный смех,

И люди, что молчали сутки,

Как будто совершили грех, —


Мгновенно стали веселей.

И стоило им оживиться —

Зажглись глаза, открылись лица,

И стало в комнате светлей.


«Уж если есть такое диво —

Душа и совесть коллектива,

Так это он как раз и есть.

Хвала Онучину и честь! —


Подумал радостно Роман. —

А внешность – попросту обман!

Хоть пять минут его я знаю —

По-новому воспринимаю».


«А для тебя сюрприз готов!» —

Сказал Онучину Жидков.

«Что за сюрприз?» – спросил тревожно

Евстрат Онучин, осторожно


К ним подошёл. «Роман Борей!

Он тоже Керченских кровей, —

Сказал Жидков. – Ты удивился,

Что твой земляк здесь объявился?»


Как вкопанный, остановился

Евстрат, и рот его открылся!

Белёсый удивлённый взор

Борея изучал в упор.


«Вот уж никак не ожидал!» —

Промолвил наконец Онучин,

Роману долго руку жал

И с земляком был неразлучен,


Беседуя о самом близком:

О городе, таком родном,

О жизни в климате Балтийском.

«А в Питере ты как давно?» —


Спросил Евстрат. «В семьдесят пятом,

Когда не все ругались матом

И жили, Партию любя,

Не отпускавшую руля,

А доллар был слабей рубля.


В краю, культурою богатом,

Прошёл я конкурс в институт —

И словно в царстве тридевятом

Себя почувствовал я тут.


Потом работал на заводе…

Стремился получить чины…

Потом при всём честном народе

Я наблюдал развал страны…


И вот я очутился здесь…

Ну, а в Керчи сестра родная

С двумя племянницами есть,

Кузин и тёток не считая».


Роман умерил слов поток,

Родством с Евстратом увлекаться

Не стал: тому начнёт казаться,

Что без него Роман – никто.


«А как тебе на месте новом?» —

Спросил Онучин земляка.

«Да вот – сижу на стуле… Словом,

Я стол не получил пока…»


Евстрат нахмурился: «Негоже!

Сейчас к Петровичу пойду,

С ним потолкую, как мы можем

Преодолеть твою беду».


И он ушёл. Минут пятнадцать

Отсутствовал, потом пришёл,

Сказал: «Я стол тебе нашёл!» —

И начал переодеваться


В халат, висевший на крючке.

Роман вскочил, за ними следом

Жидков, покончивший с обедом,

Направился, и в закутке,


В каком-то пыльном коридоре

Нашёлся очень старый стол,

И он Роману подошёл.

Жидков ему помог – и вскоре


Стол был поставлен у окна.

Роман теперь – величина!

Как подобает инженеру,

Он для работы атмосферу


Мгновенно создал, сев за стол.

Потом к Евстрату подошёл:

«Теперь готов начать работу.

Тебе спасибо за заботу!» —


«Да разве ж можно земляку —

Да не помочь? – сказал Онучин. —

А ты компьютеру обучен?» —

«На нём работать я могу». —


«Ну что же, мне тогда придётся

Просить компьютер для тебя, —

Сказал Евстрат. – Глядишь, найдётся…» —

Добавил, как бы про себя.


Глава 3. Евстрат Онучин


Да умный человек не может быть не плутом.

А. Грибоедов. Горе от ума


1

Онучин часто выходил

И возле лестницы курил,

И нёс сквозняк из коридора

Тяжёлый запах «Беломора».


Курил он сладостно, взасос,

А если кашлял, то до слёз,

Порой едва не задыхался,

Как только кашель начинался.


Помочь желая земляку,

Роман заметил осторожно:

«Бросай ты эту чепуху!

Так потерять здоровье можно». —


«Ты думаешь?» – спросил Евстрат.

«Конечно, в этом я уверен!» —

«Да я и сам уже не рад,

Давно бросать курить намерен».


Роман был рад от осознанья,

Что он благое начинанье

От всей души осуществил:

Евстрат почти что братом был —


Ведь их теперь соединяло

То, что их жизнь брала начало

Там, под горою Митридат44,

Где камни древние лежат,


Где солнце яркое сияет

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 жемчужин европейской лирики
100 жемчужин европейской лирики

«100 жемчужин европейской лирики» – это уникальная книга. Она включает в себя сто поэтических шедевров, посвященных неувядающей теме любви.Все стихотворения, представленные в книге, родились из-под пера гениальных европейских поэтов, творивших с середины XIII до начала XX века. Читатель познакомится с бессмертной лирикой Данте, Петрарки и Микеланджело, величавыми строками Шекспира и Шиллера, нежными и трогательными миниатюрами Гейне, мрачноватыми творениями Байрона и искрящимися радостью сонетами Мицкевича, малоизвестными изящными стихотворениями Андерсена и множеством других замечательных произведений в переводе классиков русской словесности.Книга порадует ценителей прекрасного и поможет читателям, желающим признаться в любви, обрести решимость, силу и вдохновение для этого непростого шага.

авторов Коллектив , Антология

Поэзия / Лирика / Стихи и поэзия
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза