Он встретил очередную женщину в синем. Прогуливаясь по движущемуся Пути, она подняла руку и набросила край своего тончайшего платья на голову, словно вуаль. Глаза Сэма уловили движение и цвет, и он остановился так внезапно, что люди, шедшие с обеих сторон, столкнулись с ним, и один даже повернулся к нему с руганью, готовый затеять ссору. Но увидев узкое лицо с гранитными челюстями, с суровыми складками возле рта, этот человек стушевался, сам не понимая почему. Поскольку образ Розат еще не померк в сознании, Сэм рассматривал женщину с меньшим энтузиазмом, чем делал бы это несколькими днями ранее. Из глубины памяти всплыло воспоминание. Ветерок, вызываемый движением Пути, шевелил ткань вокруг ее лица, отчего появлялись и исчезали тени – голубые тени от голубой ткани в лазурной синеве ее глаз. Она была прекрасна.
Сэм отогнал розовое облако карнавального дыма, поколебался, что было ему совсем не свойственно, затем решительно оправил золоченый пояс и пошел вперед широким шагом, по привычке ступая мягко и неслышно. Сэм не знал, почему лицо женщины и синее платье так сильно вывели его из равновесия. Он забыл тот давний карнавал, на котором увидел ее впервые.
Во время карнавала не существует социальных барьеров, по крайней мере в теории. Сэм подошел к незнакомке по движущейся ленте и, не улыбаясь, посмотрел ей в лицо. Стоя на одном уровне с ним, она казалась выше – очень стройная и элегантная, с чарующим налетом истомы, столь популярным в башнях. Оставалось лишь догадываться, дань ли это моде, или чарующая истома естественна для нее.
Платье туго обтягивало гибкий золотой корсет, который блестел сквозь прозрачную ткань. Иссиня-черные вьющиеся волосы, прихваченные широкой золотистой лентой, ниспадали до самой талии. С мочек ушей, проколотых нарочито грубо, свисали золотые колокольчики – тогдашняя мода имитировала варварскую витальность. Следующий сезон может потребовать золотое кольцо в носу, и эта женщина будет его носить с такой же точно элегантной надменностью.
Сэм Рид не обратил внимания на эту надменность и произнес спокойным, но твердым тоном:
– Позвольте предложить вам мою компанию.
И приглашающе поднял согнутую в локте руку.
Женщина вскинула голову и посмотрела на него. Вроде бы она улыбнулась – точно сказать было нельзя, поскольку изящный рот под узким носом был от природы слегка изогнут, как на изображениях древних египтян. Если и была улыбка, то высокомерная. Казалось, тяжелая шевелюра еще больше оттягивает ее голову назад. Что же до взгляда, то в нем ясно читалось и обеспокоенность, и надменность, и даже откровенное презрение.
Несколько мгновений она простояла так неподвижно, что даже колокольчики не звенели.
На первый взгляд Сэм выглядел обыкновенным приземистым плебеем. Второй же взгляд открывал для внимательного наблюдателя немало контрастов. Сэм прожил без малого сорок лет со своей неугасимой яростью. Отпечаток этой ярости он носил на лице и, даже отдыхая, выглядел так, будто вел какую-то напряженную внутреннюю борьбу. Это напряжение придавало особую выразительность и энергичность его чертам, убавляя их грубость.
Другое любопытное обстоятельство: он был совершенно лишен волос. Плешивость была в порядке вещей, но Сэм с его голым как яйцо черепом вообще не казался лысым. Форма его головы была классической, причем классической абсолютно, и на этой безупречной выпуклости волосы смотрелись бы анахронизмом. Сорок лет назад ребенку был нанесен большой вред, но по вине «плаща счастья» делалось это впопыхах, небрежно, так что остались точеные уши, плотно прилегающие к благородному черепу, и правильные линии подбородка – наследие Харкеров.
Толстая шея, исчезающая в кричаще алой рубашке, была не харкеровской. Ни один Харкер не облачился бы с ног до головы в алый бархат даже на карнавал, не нацепил бы позолоченный пояс с позолоченными ножнами. Но если бы все же Харкер надел этот костюм, он стал бы похож – пусть едва уловимо – на Сэма.
Толстое тело, бочкообразная грудь, нелепое раскачивание при ходьбе… И тем не менее у Сэма в жилах текла кровь Харкеров, она постоянно выдавала себя в мелочах. Никто не мог понять, как удается Сэму носить одежду с такой элегантностью и двигаться с такой уверенностью вопреки коренастости, столь презираемой у высших классов.
Бархатный рукав сполз с его согнутой руки. Сэм стоял неподвижно и глядел на женщину сузившимися глазами.
Стальные глаза на румяном лице.
Спустя мгновение, повинуясь неосознанному порыву, женщина снисходительно улыбнулась ему. Резким движением плеча откинула рукав, вытянула изящную тонкокостную руку, унизанную широкими золотыми браслетами, очень нежно положила ладонь на запястье Сэма Рида и шагнула к нему. На его мускулистой руке, поросшей рыжими волосами, ее кисть казалась восковой, нереальной. Женщина почувствовала, как от ее прикосновения напряглись его мышцы, и улыбка стала еще снисходительнее.
Сэм сказал:
– В прошлый раз, когда я видел вас на карнавале, волосы были не черными.