Она искоса взглянула на него, не снизойдя до ответа. Сэм разглядывал ее не улыбаясь – черту за чертой, как будто это был портрет, а не живая красавица, оказавшаяся здесь лишь по капризу случая.
– Они были желтыми, – наконец решительно сказал он.
Извлеченный из памяти образ прояснился в мельчайших деталях, и Сэм понял, как сильно был впечатлен им в детстве.
– Это случилось… тридцать лет назад. В тот день вы тоже были в синем, я хорошо помню.
Женщина равнодушно произнесла, повернув голову так, будто разговаривала с кем-то другим:
– Вероятно, это была дочь моей дочери.
Сэм едва не ахнул. Конечно, он многое знал о долгоживущих аристократах, но еще ни с одним ему не доводилось разговаривать без посредников. На человека, чей жизненный срок исчисляется десятками лет, первая встреча с тем, кто ведет счет на столетия, действует ошеломляюще.
Он грубо хохотнул. Женщина посмотрела на него с легким интересом, она никогда не слышала такого смеха из уст представителей низших классов. Это был смех самоуверенного человека, довольного собой и не заботящегося о манерах.
Многие женщины до Кедре Уолтон находили в Сэме Риде таинственный шарм, но мало кто из них обладал такой же, как у нее, проницательностью. Кедре поняла сразу: это же то самое качество, в подражании которому и она, и все модницы из ее круга носят дикарские украшения в проколотых ушах и поют заунывные безыскусные баллады о смерти, кровопролитии, жестокости и тому подобных вещах, не вникая в значение слов. Это жизнестойкость, сила характера, мужество – свойства, давно утраченные людьми.
Она холодно взглянула на Сэма, слегка повернув голову так, что черный водопад омыл плечи, и спросила:
– Как тебя зовут?
Рыжие брови Сэма сошлись над носом.
– Вам незачем это знать, – ответил он с нарочитой бесцеремонностью.
На мгновение она опешила. Потом будто горячая волна прокатилась по мышцам и нервам, растопив лед отчужденности. Она глубоко вздохнула; унизанная перстнями кисть скользнула по рыжим волоскам на руке Сэма.
Отведя взгляд, женщина предложила:
– Можешь рассказывать о себе, пока мне не станет скучно.
– Вам легко наскучить?
– Очень.
Сэм Рид окинул ее взглядом с головы до ног. Увиденное ему понравилось, и он вроде бы понял почему. За сорок лет Сэм накопил огромный запас разрозненных знаний о жизни башен – не только о быте аристократов, который у всех на виду, но и о тех тайных средствах, которыми пользуются бессмертные, чтобы подогревать слабеющий интерес к бесконечной жизни. Он решил, что сможет заинтересовать эту женщину.
– Идемте, – сказал он.
Это случилось в первый день карнавала. А на третий – и последний – день Кедре намекнула, что случайная связь может не прерваться с окончанием празднества. Сэм удивился, но не обрадовался. Во-первых, как быть с Розат? А во-вторых, он заключен в тюрьму, из которой никогда не сможет вырваться, а теперь ему предлагают вдобавок надеть кандалы.
Повиснув в невесомости, пустоте и мраке, Кедре и Сэм следили за трехмерным изображением. Это было чрезвычайно дорогое удовольствие, оно требовало искусных операторов и как минимум одного роботизированного самолета с мощными фото- и телекамерами. Самолет летел высоко над континентом, направив приборы на происходящее внизу.
Там зверь боролся с растением.
Он был огромен, этот зверь, и отменно приспособлен для борьбы. Но его тело было мокрым не только от воды, но и от крови, струившейся из ран, нанесенных кривыми, как сабля, шипами. Ветви хлестали с поразительной точностью, разбрызгивая капли яда, который блестел во влажном сером воздухе. Звучала музыка, ловко подстраиваясь под ритм схватки.
Кедре коснулась кнопки, и музыка стихла. Самолет парил где-то над битвой, импровизатор неслышно перебирал клавиши. В темноте с шелковистым шелестом повернулась женская голова.
– Я ошибалась.
Сэм хотел досмотреть конец схватки. Он отрывисто спросил:
– В чем?
– В тебе. – Кедре легонько коснулась его щеки. – Я тебя недооценила, Сэм, или переоценила. А может, и то и другое.
Он качнул головой, чтобы прервать прикосновение, а затем сам протянул в темноте руку и провел пальцами по гладкой щеке, по черным локонам. Добравшись до золотого обруча, грубо покачал голову Кедре из стороны в сторону. Мягкие волосы скользили по его руке.
– Хватит гладить, – сказал он, – я тебе не собачонка. Скажи, что ты имеешь в виду.
Она язвительно рассмеялась:
– Если бы ты не был так молод…
Сэм столь резко отпустил обруч, что Кедре, сидевшая рядом на кушетке, едва не свалилась; ей пришлось ухватиться за его плечо. Он молчал некоторое время. Наконец холодно спросил:
– Сколько же тебе лет?
– Двести двадцать.
– Я тебе наскучил. Я ребенок.
На этот раз смех прозвучал ласково.
– Ты не ребенок, Сэм! Вовсе не ребенок! Но у нас такие разные взгляды на жизнь. И ты мне не наскучил. Это-то и беспокоит меня. Уж лучше бы наскучил. Тогда я смогла бы расстаться с тобой сейчас же и забыть о случившемся. В тебе, Сэм, что-то есть. А что, не знаю…