Родился. Мыслил. Умер

Жила я тайком на диванчике в кабинете декана, вспомнив про бесценный опыт бездомного существования бывшего Ромео, душевые кабины были в спортзале, так что и содержать себя в чистоте не составляло труда, козлу Монтекки было труднее: мылся в общем туалете, а подмывался с похмелья или после секса вообще из клубного графина. Но далеко не все ночи коротались на работе. В психушке меня научили, что девушка всегда должна носить с собой в сумке, помимо паспорта, зубную щетку, пару чистого нижнего белья и свитер на случай холодов, это полезно и в случае неожиданного задержания органами власти, и во всех других случаях, которые часто выдавались при моей свободной жизни.

На втором курсе я перешла на дневное отделение, не бросая работу лаборантки. Вечера освободились для тусовок, и я, благодаря той же покровительнице из психушки, была желанным гостем в диссидентском подполье. Все эти кандидаты наук, инженеры и завлабы, писатели и художники переквалифицировались в истопников, сторожей и другие люмпенские профессии, сидели “в отказе”, гордились собой, пребывая в благородной нищете, пили водку стаканами и говорили, матерясь через слово, о высоком - о ранней провансальской поэзии, эзотеризме, структурной лингвистике, спорили о преимуществах разных школ иконописи, поливали советскую власть. А дальше, как и в моем пролетарском районе, пытались залезть под юбку, блевали с похмелья и уже давно ничего не писали, не творили, только спорили до хрипоты, кто в стране больший гад - Брежнев или Андропов - и как вернуться к чистоте ленинской мысли. Зубы у них были гнилые, руки воняли воблой, глаза горели от идей, не донесенных до человечества, время от времени они пополняли население таких психушек, из которой я недавно вышла. Традиция “лишних людей” в России еще не исчерпала себя, являя взору такие экспонаты нашей исконно-посконной Кунсткамеры.

Да, здесь тоже нечего было ловить, а я ведь знала, знала, что город заселен и кишит и “мальчиками-мажорами”, и “сахарными папиками”, и всемирно признанными врагами советской власти, но как было на них выйти? Первые находили девушек из своей касты, вторые выпасали и растили своих кошечек из перспективных молоденьких проституток из провинции, еще незамшелых в своей профессии, для третьих надо было совершить что-то героическое: выйти на площадь, угнать самолет, издать подпольно сборник своих мыслей или антисоветских анекдотов, а потом еще и пострадать, лучше - если с риском для жизни. Для первых я была плебейка, для вторых - чересчур умная, да еще и переросток, для третьих - вообще циничная особа без народной боли в груди. Я мечтала на добровольных началах устроиться личным секретарем, архивистом или связным к Сахарову, надеясь хотя бы таким образом выйти на западных журналистов, дипломатов или даже на неженатых западных шпионов, обращаясь с просьбой посодействовать ко всем своим кочегарам из котельных. Но получала отпор: “Ну, что ты, Люся к мужу девушек не допустит”. И она была права, эта мудрая Люся, хотя Андрей Дмитриевич был полностью заколдован своей женой и других женщин не видел, я бы на ее месте тоже никого не допускала на всякий случай. В итоге все эти три элиты - советская, криминальная и диссидентская - закрылись от меня своими заборами.

И тут оказалось, что я сижу на золотых яйцах, извиняюсь за каламбур. В деканате были поражены, что я до сих пор не знала о том, что наш любимый молодой лектор по истории философии - Николай Николаевич Светлов, сын того самого Николая Николаевича Светлова, академика, лауреата всех премий, и так далее, и тому подобное, что он не женат и живет с родителями в пятикомнатной квартире в одном доме с семьей Хрущева, который тоже не брезговал там пропиской, хотя и жил в основном по дачам да по санаториям. А я, дура, все по барам да по диссидентским подвалам ошивалась, не зная, где находятся нужные хлебные места. Сначала я узнала адрес нашего преподавателя и пошла туда на разведку. Дом оказался почти на Арбате, такой солидный, внушительный, с внутренними двориками. Все очень демократично, даже охраны в подъездах не было, только домофоны, что по тем временам было почти элитно. Я зашла с кем-то пропустившим меня вперед в подъезд, было чисто, красиво, мочой и пивом не пахло, дамочки в мехах, собачки на поводках не лают, домработницы с авоськами улыбаются незнакомке, дети в отутюженных пионерских галстуках, живая картинка из цикла “никто никому не грубит”. Я бы мечтала родиться и прожить всю жизнь здесь. Так чего я рот-то раззявила, кто мне мешает хотя бы вторую половину мечты осуществить? Ну, Николай Николаевич, погоди! Я тебя все равно достану, даже если ты - по слухам - и нетрадиционной ориентации. Вперед, дщерь пролетариев!