Родина

Кирилл был бывшим журналистом одной из газет.

— Да.

— Попробуй, пробраться к нему в госпиталь. Позадавай вопросы, но осторожно. Встреться с лечащими врачами.

— Понял.

— Лена, теперь ты. Жена на тебе. Тоже возьми ксиву журналиста.

Невысокая, бойкая девушка — утвердительно кивнула.

— Живут ли они вместе, собираются ли жить. Короче, интервью жены героя. Пока осторожно…

— Поняла.

— Если поняли, то что сидим?

* * *

На самом деле, Карп не сказал Посконскому одну, но очень важную вещь. Засекреченная операция, за которую Першунов, ныне живой получил посмертную награду. Першунов был награжден зимой 1997 года, когда никаких боевых действий в Чечне — официально уже не велось. А осенью 1996 года — Посконский ездил в Ингушетию вместе с директором ФСБ — заключать самый необычный и опасный в своей жизни контракт — на политтехнологическое сопровождение кандидата в президенты ЧРИ Аслана Масхадова.

То, что во время этих выборов творилось — он знал, в том числе и то, что не попадало на страницы газет и на экраны телевизоров. А так как память у Семена Денисовича была хорошей — он, скорее всего, вспомнил бы кое-что, сложил два и два и отшатнулся от этой истории как от чумной. Потому что от нее пахло смертью.

Но Карп не доложил. А Посконский не вспомнил. А потом — стало уже поздно, потому что когда на кону власть в стране — назад никто сдает. Вперед и только вперед. И не оглядываться.

Оглянувшийся — станет камнем…

Москва. Центральный госпиталь ФСБ. 15 января 2000 года

— Руки вперед, глаза закрыть…

…

— Теперь коснитесь пальцами левой руки носа.

…

— Хорошо теперь правой.

…

— Не открывая глаз, повернитесь в сторону двери…

…

— Хорошо, можете открыть глаза.

Старший лейтенант Алексей Першунов — открыл глаза. Он стоял в кабинете заместителя главного врача Центрального госпиталя ФСБ, тот как раз дописывал что-то в его карту.

— Ну, старлей… можно сказать, что отделался ты легко. Остаточные явления контузии возможно, еще будут беспокоить, но это мы снимем. Плюс дистрофия — вам надо набрать еще шесть — семь килограммов. Планируете продолжать службу?

— Пока не знаю — хрипло сказал Динамо.

— В ВДВ уже вряд ли получится, прыжки вам теперь противопоказаны. Но так… препятствий к продолжению службы я не вижу. Курите?

— Нет… бросил… в плену.

— И не начинайте. Со спиртным я бы тоже повременил, по крайней мере, месяц. Если надумаете проходить ВВК — заключение я вам напишу.

Зам главврача закрыл карту.

— Вы живете в Москве, так ведь?

— Да… наверное, да…

* * *

— Папка…

Сын бросился к нему… он помнил его совсем маленьким, тот только научился еще ходить. И жили они… знаете, что такое черные ДОСы[30]? Вот там вот они и жили. Дуло со всех щелей, зимой было холодно, а летом — жарко, Надька только начинала свой путь — на местном телевидении. Собственно, он потому и согласился тогда на предложение вербовщика в штатском — два годовых оклада в случае успешного завершения операции, плюс квартира вне очереди для семьи. Как давно это было. И как много теперь изменилось…

Лешка теперь не только ходил, но и бегал, на нем была курточка с каким-то диснеевским героем. Надежда тоже изменилась и изменилась сильно. Из девчонки, которая могла танцевать всю ночь до утра, и жадно, захлебываясь, пила из чаши жизни полными глотками — она превратилась в красивую, уверенную в себе женщину. Короткая дубленка, юбка чуть выше колена, явно не собственноручно сшитая. Ключи от машины в руке, макияж… и нервничает.

Кажется, он даже знает, почему. Ничего… разберемся.

— Здравствуй… — он шагнул ей навстречу.

— Здравствуй…

Они обнялись. Она была чужой…

— Пошли…

* * *

Черный Опель-универсал приветливо мигнул фарами, снимаясь с сигнализации.

— Мам, а можно я впереди поеду… — заканючил Лешка.

— Садись назад.

— Мам…

— Я сказала, нет!

Лешка запрыгнул назад, он неуверенно — сел вперед. Все было чужим… и машин тогда таких не было.

Надежда завела мотор, уверенно тронулась. Кого-то зло, не по бабьи обругала, когда тот не уступил дорогу.