Читаем Родина полностью

Родина

Она родилась вне брака. До пятнадцати лет считала, что ее отец — офицер, погибший при испытаниях какого-то оружия. Только в пятнадцать лет бабушка проговорилась — ее отец никакой не офицер. Остальное она узнала сама: ее отец — уголовник, ООР[32], так и сгинувший в лагерях. В один из коротких моментов пребывания на воле — он сделал ее. Они с матерью познакомились по переписке… а в лагерях есть настоящие мастера давить слезу из потерявших надежду на женское счастье баб…

Помня о том, кто ее отец мать, работавшая сначала в школе, а потом перешедшая в местный институт — всегда держала ее в строгости, нещадно наказывала — ей было нельзя даже то, что можно было другим. Это было ошибкой, потому что запретный плод сладок. Надежда только и ждала возможности вырваться из опостылевшего родительского дома с его запретами… и вырвалась, в конце концов.

И пошла вразнос…

Странно — но она никогда по-настоящему не делала выбор. Когда она стала центром любовного треугольника — она так и не сделала окончательный выбор. Претенденты были разными. Даже слишком. Саша… Саша был простым, надежным, у него была правильная семья, правильные взгляды на жизнь — и он все и всегда делал правильно. Она уже тогда поняла, что перед ней — будущий полковник или генерал.

Проблема была в том, что он почти не умел танцевать, не умел играть на гитаре и смешить ее до слез. Динамо все это умел…

Выбор она так и не сделала… выбор решила беременность. Как это часто бывает.

Когда Алексей не вернулся со спецзадания — к ней пришел Саша. Он был там же, на том же спецзадании — но почему то выжил. В нем было что-то, что помогало ему в экстремальных ситуациях — какая-то внутренняя цельность, закольцованность, независимость от всего мира. Она поняла, что произошло то, что должно было произойти. Алексей жил, горя — и, в конце концов, так и сгорел звездой. Саша — остался в стороне от огня, и потому — остался жить.

Сначала он просто сказал, что Динамо сказал ей позаботиться о жене с ребенком, оставил денег. Потом — он сказал, что написал рапорт, и теперь будет работать в ФСБ. Потом — она под его диктовку написала какие-то бумаги, сходила на прием к замминистра — и, сама ни на что, не надеясь — вдруг получила двухкомнатную квартиру в новом доме. Одна. С ребенком. Надо было переезжать в Москву — из опостылевшей, медленно умирающей, грязной Тулы. С работой тоже помог Саша — она пришла в телекомпанию, в какую он сказал — и тут же получила там неплохое место.

Потом — они стали спать вместе…

Она всегда видела, что Саша в нее влюблен… но почему то отталкивала его поначалу. Подпустила не потому, что тоже полюбила — а потому… был один такой случай. Близился новый год, получили премию, устроили корпоратив. В туалете — ее попытался, если называть вещи своими именами — изнасиловать один из журналистов. Она отбилась. Вытирая кровь из разбитого носа, он сказал: смотри, мать, лет через пять на тебя и у бомжа не встанет. И она вдруг поняла, что это так и есть. Она стареет.

И потому — нужно хватать то, что есть. Будущего генерала — не такой плохой вариант если подумать…

А теперь — у нее нет будущего генерала. У нее есть только вернувшийся из плен муж. Возможно, с заскоками, как ее просветили девочки в телекомпании…

Любит ли она его? Сможет ли она его любить?

Она протянула руку и решительно взяла лежащее сверху платье.

* * *

В этой проклятой жизни все узнаешь. Кажется, я уже начинаю узнавать. Просто внутри все умирает, и тогда все очень легко. Живешь, не живя, как очень многие люди почти всю жизнь. Наверно, так оно и бывает. Наверно, так оно и должно быть…

Эрнест Хемингуэй «Иметь и не иметь»

* * *

Темнело.

В белых сталагмитах домов — устремленных в темнеющее небо как в вечность — зажигались, горели — а потом гасли огни. Огромный корабль, с тремя сотнями кают — тяжело отваливал от причала — чтобы отплыть в бездну снов, а назавтра, уже в новый день — вместе с солнцем вернуться к причалу. И только один человек, сидевший у дома в черной Тойоте — не спешил домой к семье. Его некому было обнять, не с кем было поделиться новостями. У него больше не было дома. Не было семьи.

Снова — пустота…

В черной Тойоте, стоящей во дворе так хорошо знакомого дома — был Стеблов. Он смотрел на погасшее окно квартиры, где жила Надежда. Понимал, почему оно погасло. И думал, как быть дальше…

Стечкин — тяжело давил на бок… но это был не выход. Он уже один раз попробовал этот выход, и понял — что это тупик.