— Да нет… я поработаю. Чтобы не думать…
Она пошла к кабинету… в голове всплыл номер телефона, который Саша оставил ей для экстренных случаев. Сейчас — или никогда. Сейчас — или никогда мать…
Пальцы — привычно натыкали номер, с замиранием сердца она ждала… один гудок, два… Саша предупредил, что их будет двадцать. Это для того, чтобы по этому номеру не звонили посторонние.
— Алло…
Это был он.
Они встретились недалеко от Останкино — там было кафешка, в которой кормили недорого и вкусно — а столики отделялись один от другого портьерами, что создавало некий интим и позволяло встречаться с источником, или обсуждать идею новой передачи, не опасаясь быть подслушанным коллегами. Она вышла «пообедать» намного позже, чем обычно — а когда пришла, Саша уже был там. Она, кстати, никогда не была на его рабочем месте и вообще не знала, где он работает. Если она садилась в его машину — это каждый раз происходило в разных местах. Он даже машины менял постоянно — сейчас он был на черной Тойоте, которая стояла у тротуара напротив. Пока они встречались — это была уже четвертая его машина…
— Саша…
На столе — не было никакого заказа, только стакан и бутылка Финляндии. Один — стакан.
— Ты что, напился?
Она никогда не видела его пьяным. У него не было недостатков в обычном понимании — вообще никаких.
— Нет.
Она села напротив. Без спроса — взяла стакан, налила себе водки, зажмурившись, проглотила. Еще работать до вечера… ну и черт с ним.
— Саша… — пьянея не столько от выпитой на голодный желудок водки, сколько от собственной смелости сказала она — ты меня любишь?
И по мгновенно промелькнувшей на его лице гримасе боли — поняла. Это мимолетное выражение лица — было красноречивее любых слов. И, понимая, что отступать некуда, с шашкой наголо она ринулась в последнюю атаку.
— Давай, уедем.
Он молчал.
— У меня тетка в Киеве живет. Она меня приглашала. Уедем… увезем Лешку. Ты же поедешь…
Он молча смотрел… не на нее, а как бы сквозь нее.
— Что смотришь!? Да, я б… конченая! Но мне все надоело, понимаешь?! Надоело!
Она присела к нему… он сидел на скамье, спиной к стене. Прижалась. От него знакомо пахло… его одеколоном, его … он был родной… он был ее мужчиной. И ее последней надеждой что-то исправить…
— Саша… Сашенька… я не могу больше. Я не могу здесь… я не могу с ним… я все поняла. Ты… ты лучше его.
…
— Давай. уедем. В Киев… куда угодно.
— Надь, я… не могу.
— Можешь! — горячо сказала она — можешь! Что тебя здесь держит, а? Скажи?
…
— Работа! Да к черту эту работу! Ты же умный… ты сразу работу найдешь. А хочешь, за границу уедем!? Хочешь? И будем жить семьей. Я с тобой буду… Лешке отец нужен… нормальный, а не псих…
— Надь…
— Ну, говори, что ты мямлишь?!
— Хватит…
…
— Это просто надо прекратить. Когда-то это надо было прекратить.
— Что — прекратить?
— Наш… треугольник идиотский. Хватит.
— Саша…
— Надь… я решил все. Хватит с меня. Тебе к тридцатнику — а мне сколько? Ты — его жена. Ты сама так решила. Пусть так и будет.
Она потрясенно молчала, не в силах поверить.
— Надь… вопрос не в том, люблю я тебя или нет. Сердце… глупый орган. Не надо его слушать. Я послушал… зря. Думал, что мщу ему… а потом… такое дерьмо.
— Мстишь… ему?!
— Надь, вы обидели меня тогда. Ты хоть понимаешь, что вы тогда сделали? Нет… не понимаешь. Вы были счастливы… а все счастливые люди эгоистичны. Для них важно только их счастье…
— Так ты… со мной… из-за него?
— Нет. Сначала да, а потом… Надь, у ребенка отец должен быть. Настоящий, родной. А из меня…
— Пошел вон…
Он не заставил себя упрашивать. Встал, выбрался из-за столика. Оставил деньги и ушел. А она — упав на стол, разрыдалась…
— Простите…
Она подняла голову… через пелену слез она увидела официанта…
— Вам… простите, вы что-то закажете?
Она приняла решение.
— Нет. Ничего не надо. Ни-че-го.
Он следил за входом в кафешку из подворотни напротив. Увидел, как Надежда вышла, как гордо подняв голову, пошла обратно к телецентру… шла выпрямившись… она уже взяла себя в руки. Она была… необычной. Совершенно не такой, как обычные женщины… заставляющей себя любить.
Утром — он получил нагоняй от Гришина. Конечно же, бригада НН[33]
сообщила о черной Тойоте. И, конечно же, генерал все понял — он всегда все понимал…Он немного тратил… и у него в укромном месте лежало более пятисот тысяч долларов США наличными. Там же была машина… записанная не на его имя, никак с ним не связанная, вообще не светившаяся. Полмиллиона долларов и машина.
Пристрелить Гришина, Надежду и Лешку в охапку — и ноги. Уже утром — они будут в Ростове-на-Дону, там пересекут существующую только на бумаге российско-украинскую границу. Дальше — одно из двух. Либо — в Мариуполь, там сесть на корабль, идущий в одну из ближневосточных стран. Вторая возможность — во Львове есть окно, его личное. Человек, который лично ему многим обязан — он переправит их в Польшу.
С полумиллионом долларов для начала — устроиться можно.