Родина

На следующей остановке — он вдруг заинтересовался ларьком. Долго смотрел, что-то спрашивал — но не купил ничего. Потом сел в автобус, идущий в центр. Один наружник втиснулся следом, второго — подобрала машина.

Еще одна машина пристроилась следом…

* * *

На одной из остановок он вышел. Спустился в метро, там не брал сотовый телефон — в итоге, в метро пришлось спуститься, сразу троим агентам. Старший смены выругался — по правилам, на комплексную отработку такого объекта нужно вдвое больше людей… как минимум три машины. У них две и то… на ладан дышат.

Першунов вышел на Китай-городе. В рации послышалось.

— Попугай вышел из метро. Идет в центр.

— Принято. Третий — меняешь второго. Не расслабляемся…

Объекту — присвоили псевдо «Попугай» — намек на то, что длительное время он провел в клетке. Чеченской клетке.

Начальник смены двинул машину вперед… остановился — и тут же в стекло постучали. Гаишник.

Бдят…

— Ваши документы.

Холуи…

* * *

Старший лейтенант Першунов шел на Красную площадь. Он сам до конца не понимал, зачем…

В Чечне… в Чечне они сражались… не за это. А за что? Сложно сказать. В том, что происходило в Чечне, было мало не только героизма — в нем было мало и смысла. Им просто зачитали приказ, потом привезли в Чечню, бросили там, в поле — а потом приказали наступать. Они пошли — потому что каждый из них сам выбрал в жизни свой путь, и путем этим — была армия. Многие — так и погибли, не понимая, за что.

Но теперь у него был смысл…

Красная Площадь… она не выглядела каким-то особо торжественным местом. В Харькове — площадь так площадь, ровная, самая большая в Европе. Дворцовая в его родном Ленинграде — тоже неплоха. Красная же… во-первых, она неровная, сам Кремль и все что его окружает построена на горке, и потому она неровная — к Собору Василия Блаженного она ощутимо идет вниз. Во-вторых — она маленькая, только попав на нее — понимаешь, что она на самом деле маленькая. В третьих — она мощена неровной брусчаткой, ее давно не перекладывали — и ходить по ней проблемно, да и милиции полно.

И тем не менее — это важнейшее, сакральное место в стране. Отсюда, в ноябре сорок первого — полки прямо с парада шли в бой. Здесь, в сорок пятом — принимали другой парад, уже парад Победы. Двадцать шесть миллионов к этому времени — уже были мертвы.

Он иногда думал — кто был не прав. Мы — или они? Что двигало ими, этими людьми, их отцами и дедами, кто шел в бой, иногда с одной палкой, у кого было по одной винтовке на пять человек — но все же они шли в бой. За что они были готовы отдать свою жизнь? За что отдавали?

Было ли тогда то же самое, что было в Чечне — грязь, бардак и отчаянные попытки выжить на войне. А если были — то как же они смогли победить?

И самое главное — каков итог.

Распогодилось… если ночью ощутимо даванул морозец, то сейчас в Москве была обычная московская зима, с температурой около нуля и слякотью… только что мокрый снег не шел. На Красной площади была обычная суета… кто-то у Мавзолея, ниже — автобусы с туристами, и нашими и иностранными. Актеры, переодетые в Ленина и Сталина — предлагали туристам с ними сфотографироваться…

У собора тоже были люди. Это были чужие люди. И он здесь был — чужим.

Своим — он был совсем в других местах. Там где расстояние измеряется не километрами — а днями и часами пути. Там, где раскаленный ветер пустыни обещает смерть, а прохлада оазиса — дарует жизнь. Там, где каждый пацан знает, как жить и за что умирать — и ни на секунду не сомневается в этом.

Там — он снова начал верить…

— Простите?

Он обернулся. За ним стоял человек в бобровой шапке и дорогой, расстегнутой донизу дубленке.

— Вы Алексей Першунов?

— Кто вы такой?

— Внимание, контакт — передала по рации одна из наружниц, которая прибилась к туристической группе и осматривала Собор Василия Блаженного.

— Можешь его сфотографировать.

— Не могу, слишком заметно…

— Тогда опиши.

— Рост около метра семидесяти, очки, лицо семитского типа.

— Третий всем. Контакт Попугайчика вышел из автомобиля типа джип, выехавшего из ворот Кремля, повторяю — из ворот Кремля…

— Сфотографируйте контакт. Кто может, сфотографируйте контакт!

* * *

— Посконский Семен Денисович…

Посконский попытался вручить визитку, но старший лейтенант ее не взял. Вероятно, он вообще не знал, что такое визитка.

— Я слышал про ваши подвиги в Чечне, и…

Посконский огляделся.

— Может, перенесем нашу беседу в другое место? Прошу — он приглашающим жестом указал на джип.

— Что вам нужно?

Посконский лихорадочно думал. Для Першунова он был никто. В США это значения не имеет, в США любой человек охотно идет на контакт — или почти любой. Это называется socializing, социализация. Но Россия — не США, здесь любого принято подозревать в дурных помыслах, пока не доказано обратное.

— Видите ли, мы снимаем фильм о героях Чечни, и…

— Пошел на…

— Простите?

— Я сказал — пошел на… Проваливай.

Туда — Семена Посконского не посылали много лет.

— Прошу простить, но вы видимо не поняли. Мы серьезная организация, и можем поговорить о гонораре…

Першунов вдруг сделал шаг вперед, схватил Посконского за грудки.