— Речь о встречах Госсекретаря США с потенциальными кандидатами в президенты. Теми, которые выдвинули свои кандидатуры, и теми, которые только собираются это сделать. Этих встреч — нет в утвержденном графике визита. И если Госсекретарь США не сочтет возможным отклоняться от программы визита — мы сочтем это знаком доброй воли и готовности к сотрудничеству. Поверьте, это не будет забыто.
Посконский знал, что делал — хотя возможно, сама Госсекретарь США еще не знала о всех тонкостях своего визита. Россия зависела от США, от доброй воли США. Если Госсекретарь США встретится только с хозяином Кремля — это будет истолковано как безоговорочная поддержка нынешнего правительства со стороны Белого дома. Если же программа визита будет более… насыщенной, чем это предполагалось, когда визит согласовывался еще при Ельцине — тогда это будет свидетельствовать об открытом поле со стороны американцев… и кто-то, кто до этого не собирался выдвигаться — после встречи с госсекретарем США может и выдвинуться…
— Послушайте… — американец закончил уплетать спагетти — я, конечно, поговорю с главой службы протокола Госдепа, но… по-моему вы преувеличиваете. Америке не интересны ваши политические игры, и она примет выбор российского народа таков, каков он есть — ну, если речь, конечно, не идет об ортодоксальных коммунистах. У нас сейчас другие заботы. Охрана окружающей среды, например. Если вам есть что предложить по этой теме — говорите. А ваши выборы… не в приоритете повестки дня.
Посконского это покоробило еще больше. Видимо, настала пора заката американской дипломатии — равно как и деградации всей американской системы без равного по силе противника. Когда был Советский союз — волей-неволей приходилось соответствовать. Нашли же, когда потребовалось ту же самую Викторию Нуланд. А сейчас… нет более отвратительного зрелища, чем американский дипработник, говорящий тебе, что твоя страна — его страну не интересует. Охрана окружающей среды, твою мать.
Интересно, к чему они так придут…
— Нет, конечно, я передам ваши пожелания в Госдеп, — американец видимо и сам понял, что зашел за грань возможного.
— Я в этом не сомневаюсь, мистер Тефт… — Посконский встал, доставая бумажник.
Несмотря на то, что генеральское звание обязывало — Гришин больше любил работать на своем старом месте — за пределами МКАД, в обшарпанном здании, которое принадлежало какому-то институту. Сначала это был институт КГБ, теперь — ФСБ.
Гришин был необычным человеком — как необычен был и его путь в ФСБ. Его родители — были академическими учеными, отец — член-корреспондент АН СССР. У них была большая квартира, Волга, дача с тремя сотками земли. И отец и мать — публиковались, ездили по заграницам, получали премии. Но все это было парадной стороной жизни их семьи. За фасадом же как обычно скрывалась грязь — только в случае с Гришиными ее было необычайно много. Отец и мать ненавидели друг друга, но даже не думали развестись, так как разводы в советском обществе были пятном на репутации — лучше жить, ненавидя друг друга. Отец — сожительствовал со студентками и аспирантками, мать — в отместку изменяла ему с его же друзьями. Это было еще не все — идеи для докторской диссертации отец украл у одного из своих доцентов, его же самого — сгнобил, сломал и выкинул из науки. Мать тоже честностью не отличалась: занималась спекуляциями, привозила с научных мероприятий за границей и продавала вещи…
По статистике — к восьмидесятым годам каждый четвертый ученый в мире был советским. При этом количество не переходило в качество — уровень советской техники все больше отставал от японского, американского, западногерманского, гениальные открытия — не внедрялись в производство, мы серьезно проигрывали по количеству присуждаемых нам Нобелевских премий. Советские НИИ, в которых большая часть «ученых» занималась ничего не деланием с утра и до вечера — превратились в настоящие рассадники грязи, разврата, антисоветчины, воровства, спекуляций и всего прочего. Именно там — от безделья — отрабатывались совершеннейшие инструменты гнобления, унижения, запугивания, манипулирования и прочего — которые потом переносились и в другие рабочие коллективы, разъедая их как рак. Именно в таких вот институтах — рождалось поколение «завлабов», которым в будущем суждено будет развалить страну…
Так получилось, что кабинет отца — отделялся от кровати, где спал будущий генерал ФСБ всего лишь тонкой фанерной перегородкой — отец сам переделал обстановку в доме. Часами лежа на кровати — будущий генерал слушал разговоры отца и матери по телефону, разговоры с друзьями. Все видел. Все подмечал.
Учился…