Родина

Он с самого начала знал, что его друг… он какой-то не такой, какой-то… отличающийся от остальных в ВДВшной учебке. Кто там был, в Рязани и кто там оставался? Те, кто готов был пробивать лбом стены, не задавая лишних вопросов. Их учили: приказ — это святое, пусть даже глупый. Может, и есть лучшее решение, нежели решение командира — но пока его ищешь, время уйдет. Пережить учебку было возможно, только если есть очень сильная мотивация. Многим — некуда было податься кроме армии. Он — хотел что-то доказать себе и родителям. А вот что касается Динамо… он был каким-то… истовым, увлекающимся. ВДВ — так ВДВ. Он всегда выкладывался на сто один процент. Во всем. И не гнулся.

А те, кто не гнулся — уязвимы в плену, Брат это знал. Они ломаются — пусть не сразу, но ломаются. И если…

Стук в окно — заставил его вернуться в реальный мир. Лешка!

— Леха!

— Дядя Саша!

Пацан искренне рад был его видеть.

— Ну, как ты, боец?

— Две пятерки!

— Ух, молодец…

— А меня сегодня вы встречаете?

— Ну, если не папа, то…

…

— Ты чего?

…

— Леш. Ну-ка, рассказывай.

— Мама и папа поругались.

— Ну, это не новость.

— Они совсем поругались. Папа ушел.

— Леш…

Брат — не был чувствительным человеком, только ограничив свою способность чувствовать — он не сошел с ума, не загремел еще в дурку и не вышиб себе мозги. Но тон, каким маленький мальчик сказал это — чувствительно резанул даже по его окаменевшей давно душе.

— Лех… все нормально будет.

— Дядь Саш… а скажите папе, чтобы он вернулся.

— Алексей!

Перед машиной стояла Надежда.

— Быстро в машину.

* * *

— Что у вас происходит?

— Тебе не все равно? — зло огрызнулась Надежда. Она никогда не курила при Лешке — но сейчас достала сигареты. Стеблов — выбил пачку из рук, резким движением развернул ее к себе.

— Что. У вас. Происходит?!

— Отпусти…

…

— Ладно, ушел он. Доволен? Еще что хочешь узнать?

— Когда он ушел?

— Вчера.

— Куда?

— Не сказал.

— Б…

— Это ты про меня? Да… доб…овалась…

— Так, слушай меня. Деньги есть?!

— Есть… пока есть. Как только отдавать… господи, нам же аванс заплатили.

Одной из привычек Стеблова, когда он стал работать на ФСБ — стало постоянно носить при себе аварийный фонд — десять стодолларовых купюр. Он достал деньги, сунул Надежде в сумочку.

— Бери Лешку и улетай из страны. Немедленно.

— Но я…

— Твой муж — террорист, поняла?! Улетай из России, потом вернешься. Улетай!

Не ожидая ответа, Стеблов сел в машину. Выруливая на трассу, снова набрал номер генерала…

— Он ушел из семьи. Вчера.

…

— Где машина?

— Он нашел маяк. И закладки тоже.

— Я разберусь — сказал Стеблов.

— Тебе что-то нужно?

— Нет. Это мой прокол. Я разберусь…

Москва, Арбат. Офис политтехнологической компании. 01 февраля 2000 года

Семен Посконский — ранее начинал свой день с чашки кофе. И редко, с одной. Пить кофе в больших количествах — он научился в Нью-Йорке — там все вообще живут с чашкой кофе в руках, Вашингтон тоже жил на кофе. Но в последнее время — врачи категорически запретили ему пить кофе, поэтому Посконский чувствовал себя по утрам разбитым и раздраженным. Отсутствие ежедневной порции допинга — сказывалось.

Утром — он первым делом затребовал свежие сводки с Левада-центра. Центр Юрия Левады был одной из крупнейших социологических служб в стране, его данным доверяли. Посконский работал обычно с ним, заказывая опросы на ту или иную тему — но сейчас заказ был особенно большим. Мнение народа — замерялось ежесуточно, причем не только по отношению к кандидатам — но и по отношению к политтехнологическим акциям и выборной проблематике. В первую очередь — конечно же Чечня. Проблема Чечни — могла перечеркнуть все остальное…

Перед стартом кампании — Посконский поговорил с новостными редакциями крупнейших телеканалов, в том числе оппозиционного НТВ. И пояснил, что в нынешнем обитателе Кремля заинтересованы весьма серьезные люди, а потому — никаких интервью с чеченскими боевиками, с Масхадовым, с Басаевым, с пленными, никаких душераздирающих историй, никаких групп, работающих с той стороны — ничего этого не должно быть. Если не можете сказать ничего другого — молчите вообще. Откровенно говоря, Посконский боялся повторения первой кампании, причем еще более кровавого — потому что боевики основательно подготовились за три года, навезли оружия и теперь среди них есть опытные террористы. Но вопреки мрачным ожиданиям, кампания развивалась совсем не так — и теперь надо было говорить об использовании победной эйфории. На днях — боевики во главе с Басаевым — предприняли прорыв из Грозного, но все пошло не так. Кто-то предал — и вместо коридора — их заманили на минное поле, пристрелянное артиллерией и Градами. Только на поле нашли больше трех сотен трупов, по слухам — подорвался Басаев. Это надо было использовать…