Родина

Дождя не было, и Биттори решила пересечь площадь, повернув в сторону своего дома, а потом сделать небольшой круг, чтобы пройти мимо дома Хошиана. Вскоре она увидела инвалидную коляску и низенькую женщину с индейскими чертами лица, которая сидела рядом на невысокой каменной ограде. Биттори без малейших колебаний направилась к ним, стараясь держаться в тени под липами. У Аранчи, как всегда, когда она видела Биттори, лицо повеселело. Резко взмахнув здоровой рукой, она потребовала свой айпэд. Сиделка тотчас его подала. Биттори наклонилась и поцеловала Аранчу, та ответила привычной вспышкой бурной и беззвучной радости. И, словно подгоняемая нетерпением, принялась нервно стучать одним пальцем по клавишам. Ясно, что ей хотелось поскорее поделиться какой-то новостью. Биттори прочитала: “Мать разорвала письмо”.

– Разорвала?

Аранча кивнула. И снова стала писать: “Не передавай больше писем через нее. Она их не отвезет. Она злая”.

– Послушай, зря ты так про свою мать.

Тонкий бледный палец перелетал от одной буквы к другой. Сиделка молчала, не отводя глаз от экрана. Биттори прочла: “Если ты хочешь написать нашему террористу, есть один вариант”.

– Какой?

Пиши прямо в тюрьму. В тюрьму? Аранча дважды решительно кивает головой. Пытается что-то произнести. Но у нее получаются только резкие нечленораздельные звуки. Иногда бывает, что ей удается сказать что-то внятное, но сегодня – почему? – как она ни старается, ничего не выходит. Аранча огорчается и попытки не повторяет. Она пишет: “Он в Пуэрто-де-Санта-Мария-I, блок 3. Отправь письмо на его имя, наверняка дойдет”.

– А как ты считаешь, он прочтет письмо?

Аранча делает рукой жест, означающий сомнение. Другую руку, неподвижную, она постоянно прижимает к животу.

103. Второе письмо

Теперь в лице Аранчи не было и намека на радость, на нем не осталось вообще никаких узнаваемых чувств, его черты словно заледенели, когда она смотрела, как Биттори уходит от них через площадь. Хорошая женщина. Вокруг что-то клевали голуби, между ними скакали воробьи, на боковой улице чумазый здоровяк, занимавшийся доставкой газовых баллонов, поднимал на плечо баллон – невесть который за этот день.

Селесте дождалась, пока Биттори скроется из виду, и сказала, что:

– Мирен рассердится, если узнает, что мы останавливались поговорить с этой сеньорой.

Больная шея не позволяла Аранче повернуть голову, поэтому она не смогла посмотреть в глаза своей сиделке, которая стояла сзади за коляской. Тогда она выстукала решительным/сердитым пальцем: “А ты что, собралась ей об этом докладывать?”

– Нет, конечно, Аранча. За кого ты меня принимаешь. Только ты оглянись вокруг – вон сколько людей могли нас увидеть.

Аранча не захотела притворяться и спрашивать у Биттори про содержание ее письма. Зачем, если она и так его знала? Успела прочитать? Разумеется. И хранила заляпанный жирными пятнами листок в коробке.

А было это три дня назад. Мы как раз собирались сесть ужинать, и мне казалось, будто вся провинция Гипускоа пропахла жареной рыбой с чесноком, которую приготовила мать. Окно распахнуто настежь. Через него выходят на улицу запахи и чад. Вдруг послышался знакомый скрип ключа в замке. Через порог шагнул, почесывая бок, Хошиан в чуть съехавшем на затылок берете. Он принес в полиэтиленовом пакете салат, стручковую фасоль и другие овощи со своего огорода и поставил пакет рядом со стеклянным ларцом, где хранилась небольшая скульптура Девы Марии, которая по традиции переходила из дома в дом, и в тот день очередь как раз дошла до них. Освободив одну руку от пакета – другой он не переставал чесаться, словно играл на арфе из собственных ребер, – Хошиан вытащил из внутреннего кармана куртки белый конверт.

– Эта дала мне письмо, чтобы ты отвезла его Хосе Мари.

Мирен, сжав губы и бросив на него злобный взгляд, решила уточнить:

– Кто, говоришь, тебе его дал?

– Кто-кто? Чокнутая.

– Ты с ней разговаривал?

– А что мне оставалось делать, если она приперлась ко мне на участок? Палкой ее прогонять?

– Давай сюда.

Мирен схватила письмо. И разорвала пополам – хрясть! Потом быстрыми руками, скривив презрительную мину, сложила две половинки вместе и снова разорвала – хрясть! Обрывки она швырнула в помойное ведро, которое стояло за дверцей под мойкой.

– Пошли ужинать.

Они поссорились? Нет. Единственное, что он услышал, было: не смей в ближайшие несколько дней даже показываться на огороде. А как же кролики? Неужто оставить их подыхать с голоду?

– Значит, пойдешь с утра пораньше и покормишь.

– Эта запросто может перелезть через забор и сунуть письмо под дверь.

– Сюда никаких писем больше не приноси. Лучше сожги.