Родина

Тут-то это и случилось. Как именно? Мирен не помнит. Хошиан, занятый своими печалями и размышлениями, клевал носом, сложив руки на груди. Он как будто ничего и не заметил. Проснулся от того, что Альфонсо громко выругался, а следом завизжала Каталина. Что такое? Машина съехала в кювет. Мирен выбралась первой. Дверца со стороны Хошиана не открывалась. А те двое, что сидели впереди, молчали. Исполнитель сарсуэлы – тоже.

Мирен, стоя снаружи, тянула Хошиана:

– Давай-давай выходи.

Она вытащила его за руку, и они тотчас почувствовали укусы холода. Хошиан спросил жену, цела ли она.

– Цела-цела. Теперь надо этих вытаскивать.

Вокруг ни души. Чистое небо, усеянное первыми звездами, обещало холодную ночь. Они поспешили на помощь к Альфонсо. Тут они справились легко. С его стороны не осталось даже двери. Так что Хошиан просто схватил его под мышки и вытащил из кресла. Все лицо у Альфонсо было залито кровью. Хошиан попытался было уложить его на каменистую землю, но этого не понадобилось. Раны не были серьезными. Во всяком случае, так утверждал сам Альфонсо. Порез на лбу и еще один на голове, из-за которого седые волосы окрасились в красный цвет. Вот и все. Он боялся за жену. Каталина по-прежнему сидела молча, склонив голову на плечо. Мирен безуспешно пыталась открыть дверцу с ее стороны.

– Идите сюда. Может, у вас получится.

И Хошиан, работавший у печи в плавильном цеху – мозолистые ладони, крепкие руки, – прибежал и стал тянуть за ручку – мать твою так и разэдак! – сжав зубы и уперев ногу в какой-то выступ на помятом кузове, пока не открыл/выдрал чертову дверь. Он не увидел у Каталины никаких ран, крови тоже – ох, до чего хорошо пахло от этой женщины! – но она все время повторяла шепотом, жалобно, словно в предсмертном бреду:

– Мои ноги, мои ноги…

Между тем Мирен, выйдя на середину шоссе, остановила белый фургон, который ехал в противоположном направлении. Водитель предложил отвезти раненую женщину в Теруэль и помог осторожно уложить ее на пустое место среди груза, но рядом с ней мог поместиться только Альфонсо, который намотал себе на голову свитер на манер тюрбана, чтобы остановить кровь. Фургон быстро исчез в почти уже полном мраке. Мирен и Хошиан достали из багажника свои вещи, а также вещи Альфонсо и Каталины – на всякий случай, как бы кто не украл.

– Ты видел ноги Каталины?

– Обе сломаны. Сразу понятно, тут и врачом быть не нужно.

– Ей остается только молить Бога, чтобы в больнице сделали все как следует.

Теперь в этом неприютном месте воцарилась полная тишина. Мирен с Хошианом поспешно натянули на себя еще какую-то одежду. Ужас до чего холодно, и как теперь быть? Они понятия не имели, где находятся. Между Теруэлем и Сарагосой – это точно. Не было видно ни домов, ни огней, ни дорожных знаков. И никакого укрытия среди этой пустыни – ну, не знаю, ни какой-нибудь пастушеской хижины или хотя бы кучки деревьев, где можно было бы спрятаться от холодного ветра.

Мирен:

– А ты-то сам точно ничего себе не повредил? Скажи правду.

– Да нет же, черт возьми, нет.

– А вон сколько крови.

– Это кровь Альфонсо.

– Намотай что-нибудь на шею, а то простудишься. Вообще-то, такое случается, только когда человек отвлекается и не смотрит на дорогу.

– Лучше не заводись. Надо бы известить гражданскую гвардию.

– Да я лучше умру, чем буду о чем-то разговаривать с палачами моего сына.

– Тогда что прикажешь нам делать?

– Думай сам.

Мирен вспомнила, что вроде бы недавно они проезжали мимо какой-то деревни, но не была в этом твердо уверена. Хошиан никакой деревни не заметил, так как был сильно расстроен. Лучше всего остановить машину. Вскоре появилась одна с зажженными фарами. Знаков подавать они не стали, будучи уверенными, что водитель и так все поймет, увидев рядом разбитый автомобиль. Но он не остановился.

– А чего ему останавливаться, если ты не машешь руками?

– Раз ты такая умная, сама и махала бы.

Вторая машина, появившаяся через пару минут, остановилась. Вы не ранены? Они, дрожа от холода, сказали, что нет. Водитель сообщил, что едет в Каламочу, свой родной поселок, это здесь недалеко, и, если они хотят, он их туда отвезет. И отвез. Сказал, что зовут его Паскуаль. Пятьдесят лет с хвостиком, огромное пузо, любитель поговорить: еще до третьего поворота он успел рассказать им и про свою сердечную аритмию, и про свой диабет.

– А это все еще провинция Теруэль?

– Да, сеньора.

– Значит, до дому мы сегодня не доберемся.

– Это уж вряд ли. Последний автобус в Сарагосу давно прошел.

Мирен подробно рассказала ему и откуда они приехали, и с кем, и что с ними случилось.

– В отпуск ездили?

– Да, в Бенидорм.

Мужчина еще раньше увидел пятна крови на одежде Хошиана. Их было невозможно не увидеть. И еще раз спросил, не ранен ли тот. Хошиан объяснил, что кровь не его. Паскуаль, говоривший с заметным арагонским акцентом, как только показались первые дома Каламочи, предложил: