Родина

– С матерью. Однажды она влетела ко мне в комнату и принялась вопить, что вот я сижу тут со своими книжками, в то время как мой брат жизнью рискует ради Эускаль Эрриа, да и другие жители поселка вышли на улицу, чтобы протестовать против не помню уж чего. И добавила, что если Хосе Мари узнает, он сильно расстроится.

– А ты?

– А что мне оставалось? Взял зонтик и пошел на манифестацию, чтобы поорать вместе со всеми.

Ему еще и семнадцати не исполнилось, когда он вполне трезво оценил свое положение и сделал однозначные выводы. Чтобы спастись, надо было либо уезжать из поселка (в Доностию, Бильбао или в любой город за пределами Страны басков), либо отправляться учиться. Поступить в университет было его великой мечтой. Заниматься баскской филологией, или, скажем, психологией, или чем-то в том же роде. Учиться чему угодно в парижском или лондонском университете – ты только представь себе! Правда, приятелям он ни словом о своих планах не обмолвился.

– Зато со мной ты это обсуждал.

– Начал я с отца.

Воскресный день. Горка решил, что застанет Хошиана на огороде. Спустился туда и действительно увидел его – тот собирал ветки и сгребал листья, чтобы сжечь на костре. Сын прекрасно знал, что этот человек, все свободное время посвящавший своему участку, ходивший в пыльном берете, человек, у которого руки огрубели за несколько десятилетий работы в литейном цехе, мало что мог решить в важном для Горки деле, хотя именно он приносил домой деньги и содержал семью. Так или иначе, но Горка хотел прозондировать почву.

Учиться? Мысль показалась Хошиану отличной. Он только об этом и мечтал: сын – врач, как у Чато, или толковый руководитель предприятия, богач, у которого шкаф битком набит галстуками. Горка напомнил отцу, что это предполагает определенные расходы (плата за обучение, книги, возможно, какие-то поездки и съемное студенческое жилье в городе). Хошиан поначалу не вспомнил о такой мелочи:

– Во черт! Тогда ты должен спросить у матери.

Мирен не раздумывала ни минуты. Об этом не может быть и речи.

– Хочешь учиться – иди работать и сам оплачивай свою учебу. Мы и так еле сводим концы с концами, ведь твой отец зарабатывает сущие гроши. Откуда нам взять такие деньги? Затянув как следует пояса, мы могли бы тебе немного помогать, но это будут крохи, а все расходы нам никак не покрыть.

И она тут же принялась жаловаться и причитать. Мол, Хосе Мари во Франции, денег, мол, едва-едва хватает, чтобы прожить от зарплаты до зарплаты.

– А если я возьму кредит?

– У кого?

– У Чато. Раньше вы были большими друзьями.

И тут же на смену жалобам и причитаниям пришли крики и обвинения, и она так разошлась, так рассвирепела, что Горка никогда больше даже не упоминал в родительском доме о какой-то там учебе.

– Да, помню, и тогда ты поговорил со мной? Но я ничем не могла тебе помочь. Клянусь. С моим-то скромным заработком продавщицы в обувном магазине… Кроме того, мы с Гильермо тогда уже решили пожениться и считали каждую песету.

– Я тебя прекрасно понимаю. И никакой обиды у меня не осталось. Мало того, потом, года через два или три, я мог бы и сам оплатить себе учебу, но было уже поздно, мой поезд ушел. Сейчас в Бильбао дела у меня идут неплохо. Зарабатываю какие-то деньги на радио – немного, конечно, зато получил возможность заниматься тем, что мне больше всего нравится, – я пишу. Видишь, и книжка у меня вышла. В следующем году, дай бог, выйдет вторая. Меня приглашают на встречи с читателями в разные икастолы. Платят за это хорошо, даже очень хорошо. Я ведь способствую распространению баскского языка. Вот так и живу. А ты?

Аранча положила руки на живот:

– Вот и я буду жить. Через четыре месяца, если ничего не случится.

– А имя для моего племянника уже придумали?

– Разумеется. Реституто[69].

– Я серьезно.

– Эндика или Айтор. Одно из двух. Тебе какое больше нравится?

– Эндика, пожалуй, больше.

53. Враг в доме

Нерею приводил в восторг лозунг, который был у всех на устах и который можно было встретить повсюду: “Молодежь – веселая и боевая”. И она голосовала, чувствуя себя веселой и боевой, за “Эрри Батасуна”. Ей и в голову не приходило, что можно поступать как-то иначе. Правда, если честно признаться, веселье ей нравилось больше, чем боевые подвиги. Швырять камни, поджигать, переворачивать машины? Это для парней. Так считала она сама, и так считали ее подруги. В общем, как только начиналась какая-нибудь заварушка, девицы быстренько сматывали удочки: пошли отсюда, мы им будем только мешать.

Зато они ходили – это уж непременно – на любые митинги и манифестации, потому что в их поселке вся молодежь в них участвовала. В том числе дети макето и, само собой, дети алькальда, который был членом Баскской националистической партии. Один из его сыновей учился вместе с Нереей, и они, не отставая от других студентов, разворачивали лозунги, расклеивали плакаты, раздавали брошюры или делали надписи на факультетских стенах.

В Аррасате (Биттори называла его Мондрагон[70]) Нерея ездила в марте 87-го. О последних событиях она узнала в таверне “Аррано”.

– Что они говорят?