Родить легко

Я пришла в роддом взрослым, идейно сформированным человеком, давно, ещё после рождения первого ребёнка, отделившим главное от второстепенного. И не могла даже представить себе роддомовской иерархии и своего рода дедовщины. Мне, наивному утописту, верилось, что все люди в роддоме искренне хотят только одного – чтобы женщина прекрасно родила!

И вот очередное дежурство с троицей тюремных надзирательниц:

– Мы пошли курить. Следи за предродовой.

В двух палатах, где лежат по четыре рожающих, нужно находиться постоянно: приглядывать за общей ситуацией, следить, как функционируют капельницы и прочее.

По внутреннему телефону звонит замглавврача:

– Что там вторая койка?

Проверяю:

– Капает со скоростью пять миллилитров в час, открытие пять сантиметров, сердце нормальное.

Проходит минут тридцать-сорок, троица ангелов ада всё курит. На второй койке заканчивается капельница. Набираю замглавврача (она же мне звонила, почему бы и мне ей не позвонить):

– Новый окситоцин набирать?

Пауза, ледяной голос:

– А вы вообще кто? И почему мне звоните?

– Я акушерка-стажёр. Пока присматриваю за предродовой.

– Позовите дежурных акушерок!

Выбегаю в коридор, в холл, в оперблок – нигде нет, фиг знает, где они курят! Возвращаюсь к телефону:

– Никого не нашла.

Через минуту из своего кабинета прибегает разъярённая замглавврача, навстречу ей вплывает кошмарная троица:

– Где вы шляетесь?! Почему оставили родблок непонятно на кого?! Сколько можно курить на рабочем месте? Всем снимем надбавки!

Молчат, угрюмо нахохлившись – вылитые грифы в ожидании падали. После ухода доктора – взрыв злобного шипения:

– Что, сучка, на наше место метишь? Хрен ты получишь здесь работу! Сдала нас, п…да!

Одна из них выходит, а через несколько минут снова вбегает замглавного, с порога начиная кричать:

– Как вы посмели мне звонить? Что вы себе позволяете? Самовольно подливаете лекарства! Вон отсюда и не смейте приходить к нам дежурить!

Выглядело каким-то сюром. В слезах ехала из роддома и никак не могла понять, кому и где навредила и в чём виновата… Самое простое объяснение – что столкнулась с системой и неизменно сопутствующими ей дедовщиной и борьбой за выживание любыми способами – мне и в голову не приходило.

Но конфликт, к моему немалому удивлению, рассосался. Тогда я ещё не знала, что такова реальность больницы – всё происходит только здесь и сейчас. Назавтра могут забыться самые страшные и трагичные ситуации. А всякие дурацкие пустяки и нелепые обиды способны тлеть и тащиться за тобой годами.

Несмотря ни на что, я скрупулёзно и максимально тщательно вникала в жизнь роддома. Попадались и совсем иные смены акушерок – добрые, простые женщины, никому не грубившие и искренне жалевшие рожениц, которые почти все мучились. А я никак не могла взять в толк (как, впрочем, и сейчас), какие именно процессы в здоровых родах доставляют женщине «страдания». Но медицина стремилась удовлетворить массовый запрос на избавление от «невыносимых мучений в родах»… И в них начали всё чаще применять эпидуральную анестезию.

Страшно удивляло, что родившие с обезболиванием как-то не особо и радовались рождению ребёнка. Уточню – я имею в виду природную, неудержимую радость, про которую говорят «гормональный взрыв»: когда женщины и смеются, и плачут, что-то бессвязно и эмоционально лепечут от избытка чувств. Всё это я наблюдала в хороших домашних родах и в роддоме, если появление человека на свет обходилось без медикаментов. Даже если женщина рожала нелегко.

Однажды увидела поразительную и очень показательную с точки зрения гормональной физиологии рождения сцену, от которой долго потом не могла прийти в себя. После родов, в которых участники несвятой троицы орали на роженицу, выдавая невероятные грубости, и вели себя как настоящие фашисты, разведённые ножки новорождённого ткнули маме в лицо со стандартным вопросом: «На, смотри! Кто родился? Ну?!» Потом сразу отсекли и унесли на столик: выглядело как всегда жестоко.

А родильница, прошептав «ой… мальчик!», моментально изменилась. Только что лежала без сил – красная, потная, несчастная. И вдруг буквально наполнилась светом – в глазах слёзы радости, лицо сияет – и лепечет этим жутким бабам: «Девочки, милые, спасибо вам… Я так вас люблю!»

Как думаете, кому предназначалась эта любовь? И кому её не досталось?

А вот после эпидуральной анестезии эмоции роженицы казались слабо выраженными, поблекшими, будто поставили тусклый фильтр: «Как хорошо, что всё наконец закончилось… И что там, какой вес?»

Вес?!

– Почему через минуту после родов она спрашивает о весе? – теребила я местных акушерок. – Неужели ей именно это сейчас важно? Отчего такое равнодушие? Не могу себе представить… Меня саму разрывало от восторга и любви в подобные моменты!

Те отвечали просто:

– Ты обезболивалась? Ну вот тебе и ответ.

Слова обычных акушерок, не читавших Одена!