И опять мы застряли у калитки.
— Это было давно, — сказал папа. — До школы он целиком был на попечении мамы. Мамсик эдакий. А тут пошел в жизнь, в первый класс. Помню, зимой явился — под глазом синяк, нос поцарапан. Сражался за свои идеалы. Он, видишь ли, был убежден, что учительницы — это особые, высшие существа, что они даже в туалет не ходят. Но там у них в классе, как и во всяком коллективе, нашлась пара реалистов, вроде нас с тобой. И они активно стали объяснять ему что и как.
— И грянул бой?
— И грянул! Ты в нем этого не видишь. Но ты вообще слеповат. Вот смотри сюда. Какого цвета у меня лицо? Лимонного? Статичен ты, недиалектичен. Не умеешь понимать, что куда движется. Сейчас оно желтоватое, да. А через неделю-другую будет чистое, белое.
— Как у Марселя Марсо?
— Еще белей. Короче говоря, так: времени у нас мало, я предлагаю разделиться. — Он вынул из кармана толстую пачку денег. — Один идет за билетами, а другой в темпе складывает чемоданы, заколачивает на кухне окно…
— То есть?
— Ты разве не собирался лететь в Благовещенск? На денек-другой?
— Но ведь ты…
— Да, я. Но не могу же я удовлетвориться одним тобой. Какой-то приблудный, можно сказать, а там у меня родной сын, почти доктор наук. Восходящее светило! Короче, я бросаю монету. Орел идет за билетами. Ты кто, орел?
— Куда уж мне! Одного понять не могу — так складно говорил: поехать, мол, в Благовещенск, значит, конец, можешь сорваться… Ты пойми, я даже рад, но где же логика?
— Логика?
— Да, логика!
— Нету! — Папа широко развел руки. — Нету логики. Ну и что?
Сюрприза не вышло. Честно говоря, я даже не знаю, что надо сделать, чтобы Костя удивился. Одно слово — романтик.
Аэропорт в Благовещенске новый. Но я почему-то воспринял его как старый. Наверное, я к нему уже привык: пару раз его показывали по телевизору. И на открытке у нас он есть.
В самолете папа принял снотворное, всю дорогу спал и сейчас еще досыпал на ходу.
— Встряхнись! — сказал я. — Ты что, не понимаешь, где мы?
— Пока не понимаю. Иди лови такси. Впрочем, не надо, вон Костя бежит. Откуда он узнал?
Лицо у папы расплылось в широченную улыбку. У меня тоже губы разъехались. Сердце почему-то сильно заколотилось.
А Костя уже не бежал, а прямо-таки летел на крыльях. Вот он совсем близко. А вот он на тех же крыльях пропорхнул мимо нас и с радостным воплем врезался в толпу каких-то людей. Рукопожатия, объятия.
— Ну что ж, — сказал папа, — по крайней мере, никакой мистики. Уже хорошо. Человек встречает делегацию.
— Да, это хорошо, — согласился я и заорал: — Костя!!!
Он обернулся, поискал глазами и вдруг увидел нас.
— Вы? — сказал он. — Ну, вы даете! А где деньги? Где перевод? Я сижу, жду…
— Здесь, здесь, — папа похлопал по своему вспученному портфелю. — Все в порядке.
Вообще-то в Косте подхалимства нет. Но лучше бы это он приехал, а они бы его встречали. Уж очень быстро он бегал. Хватал чемоданы, тащил куда-то.
Папа на минуту отошел куда-то и принес полную картину происходящего. Симпозиум. Оказывается, со всех концов земли слетелись виднейшие специалисты по легким. Академики, профессора. Полно иностранцев.
— Ну, да?
— Да! — сказал папа. — Вслушайся, отовсюду звучит зарубежная речь.
Но иностранец оказался только один — не то финн, не то швед. Именно с ним мы и поехали в одной машине.
«Посмотрите налево. Посмотрите направо!..» Костя тут же взялся развлекать его по-английски. То и дело мелькали русские слова, и кое-что я понимал. Вот он говорит ему про совхоз Чигири. Нет, БАМ отсюда увидеть нельзя. А вот он хочет его посмешить тем, что эта сопка называется Дунькин пуп. Но у кого-то из них с английским было так себе. Сопку Костя еще кое-как изобразил руками, а на пупе остановился.
— Подними рубашку, покажи, — сказал я.
Костя грозно зыркнул на меня.
— Пуп — это есть… Ха-ха-ха!
И тут папа вмешался со своим полузабытым немецким. Сперва он говорил медленно, а потом слова из него прямо посыпались. БАМ, Байкал. Что-то об Амуре… Наш ученый гость развернулся к папе, папа склонился к нему. Ну и беседа! Давно не виделись, есть о чем поговорить.
— Молодцы, что приехали! — Костя облегченно вздохнул и обнял меня за плечи. — Смешные вы — как всегда не вовремя. Гостиница забита. Хорошо еще, что я всем этим командую. Один номер как-нибудь сделаю. Второй кровати там, правда, нет, но ты ведь любишь спать на раскладушке?
— Обожаю.
— Ну вот и отлично.
И Костя занялся делом. В большом красивом блокноте у него список всех участников симпозиума. Он стал размечать, кого где поселить, кого как развлекать и так далее.
— Тут для них будет прогулка на катерах. Можно поехать. Что? Не слышу радости в твоем голосе.
— А я сдержанный.
Мчимся, мчимся! Мне бы хотелось, чтобы машина шла потише. Но мы почему-то летели как угорелые, все мелькало.
Природа! И что в ней есть, думал я. Карликовый орешник, малорослые березки. Солнце, правда. Почему-то такого солнца я не видел нигде. А может, чепуха все это? Просто я здесь жил когда-то. Сколько ж это лет прошло?..
Я попытался представить себе, как это мы въедем в город, по какой улице, и не смог.