Родька

— Может, и невозможно, — сказал папа, — но я буду. И даже с удовольствием. А выглядит он так. Вот здесь у нас Зея, а вот здесь… Впрочем, что рассказывать на пальцах? Тут до него рукой подать. Вам интересно. И я был бы рад. Двинули? По-моему еще не настолько поздно, чтобы не прогуляться.

— Двинули! — сказал я.

— Вам что! Куда захотели, туда двинули. — Костя посмотрел на часы. — А у меня операция завтра. И даже не завтра, а сегодня. Утро уже. Тьфу ты, глупость какая. Хоть умыться, зубы почистить…

— Валяй! — сказал папа. — Вон там в ванной моя зубная щетка.

— А запасной нет?

— Зачем?

— Ну мало ли! Свою потерял. Или гость какой. Цыгане! Одно слово — цыгане.

И, сбросив пиджак. Костя пошел в ванную.

— Стихия! Вулкан! — сказал папа, когда дверь за ним закрылась.

Он вдруг хмыкнул и затряс головой.

— Ты что?

— Я вспомнил ваши лица, когда я сказал о доме. — И он громко захохотал.

— …Не понимаю. Поперлись! А там кто? — ворчал Костя. — Там пусто?

— Но почему же! Там мой совладелец. Придется его разбудить.

— «Кудрявый»? — сказал я.

— «Кудрявый». Собственно говоря, это его идея. — Папа чуть прибавил шагу. — Да и дом пока что его.

Хорошо идти по Благовещенску ранним утром. От холодной росы чуть вздрагивают тополя. А так — тихо-тихо. Костя шел позади.

— Смешно! — Папа вздохнул. — Ты видел этот мой портфель? Где я жил — и понять невозможно! Сидел в Москве, получал зарплату в одном учреждении, а работал на другое. Мой завод теперь пишущие машинки выпускает. Я, помню, как узнал, так во мне все загорелось. И грустно. Господи, чего я только для них не насобирал, не напридумывал!

— И как, пригодилось?

— Нет, — сказал папа. — Я думал, они шире захватят. А они на одну модель стали. Есть такая специальная машинка для нанесения надписей на чертежи. Тоже занятная вещь. Дело в том, что в мировой практике…

— Такси! Такси! — вдруг послышался голос Кости.

Мы оглянулись. Машина не остановилась.

— Не пойду я с вами! — сказал Костя, подходя. — У меня вон в десять операция. А я по вашей милости не вздремнул даже. Видишь, как руки дрожат.

Но руки у него не дрожали.

— Ну что ж, — сказал папа. — Тогда мы тоже, пожалуй, не пойдем. Успеется еще. Тебя проводить?

— А что провожать? Вон мое общежитие.

Молча, по пустынной зеленой улице мы дошли до новенького серого дома.

Пригласил бы… Хотелось посмотреть, как Костя устроился. Но он и не думал приглашать.

— Ладно! — И он сладко зевнул. — Живите как хотите. Вам видней, конечно. Один только вопрос. А что это вы хохотали, когда я сидел в ванной? Обрадовались, что обвели вокруг пальца?

— Примерно, — сказал папа, — но есть тут и другое. Один мой знакомый когда-то говорил, что основным показателем хорошей жизни является количество веселого беспричинного смеха.

— Смех без причины — признак знаешь чего? — Костя опять зевнул. — Э-хе-хе, любите вы слова. А я понимаю просто. Вот! — Он вытянул вперед свои крупные, длиннопалые руки. Теперь они точно чуть вздрагивали. — Режем, шьем. Жив человек — хорошо. Умер — плохо.

Костя умолк. Мы с папой тоже молчали. И довольно долго.

Проехала поливная машина. Еще одна. Пошли люди.

— Ну, ладно, пора!

— Да, да…

Но с места никто не двинулся.

— Я вот, например, редко смеюсь. И ничего, — Костя закурил. — Во всяком случае, жалоб на жизнь от меня никто не слышал.

— Это от работы. — Папа тоже закурил. — Как она у тебя сейчас, хорошо?

— Работа — всегда хорошо.

— А что с диссертацией?

— Идет со скрипом. Как ты думаешь, зачем я сюда приехал? Только за степенью? И это имело значение, конечно. Но… Есть тут один человек. Его все знают. Во всяком случае, в нашем кругу.

— Это кто же?

— Фамилия тебе ничего не скажет. Делает операции на сердце. Я пару раз посмотрел — сильнейшее впечатление. Вот, скажем, иссеченный клапан. Видел бы ты, он прямо как каменный весь. Стучит.

— Ты хочешь этим заняться?

— Я давно уже хочу. — И тут папин вид чем-то привлек Костино внимание. Он глянул на него, потом на меня. И опять на папу. — Ты посмотри, — сказал он, — а ведь на Родьке усталости больше, чем на тебе. И желтизна прошла. Ну-ка, покажи язык. Давай, давай!

Папа послушно открыл рот.

— Язык чистый, — сказал Костя. — А что касается зубов… Разве так чинят? Если уж собрался, мог бы сказать мне. У меня есть люди.

— А чем тебе не нравится?

— Да тем, что это фуфло. Декорация. — Костя улыбнулся. — Ты вот спросил, перечитал ли я хоть одну книгу. А я вдруг вспомнил. Одну перечитал. И даже не раз. Ты, наверное, не знаешь, есть такое сочинение — «Девятая параллель» Анатолия Карпова. Много там и о шахматах. Но мне было интересно другое. Вот тип человека! Сколько ходов наперед он просчитывает на доске, столько и в жизни. Тут недавно его показывали по телевизору, я прямо залюбовался. Многим он не нравится, но это не из лучших чувств, поверь мне. И еще одно…

— Ты ведь хотел поспать, — сказал папа.