— А кто виноват?
— Никто.
— Разве не ты его воспитывал?
— Я пробовал, но у меня ничего не получилось. Совсем другой тип человека. То, что у меня есть, ему не нужно, а то, что ему нужно, я не понимаю.
— Он хуже меня, да?
— Дурацкий вопрос.
— Лучше, да?
— Столь же дурацкий вопрос. Он просто другой. Понимаешь, другой.
— А вот скажи…
— Ничего не скажу.
— Почему?
— Потому, что я тебе велел идти спать. Серьезно, ты иди, мне нужно поработать.
— Нужно или тебе хочется?
— Отстань, — сказал папа. — Честное слово, еще одни вопрос, и я тебе закачу оплеуху. Ты этого добиваешься, да?
— А вот интересно, — сказал я, — раз триста, наверное, ты обещал мне закатить оплеуху и ни разу не закатил.
— А сейчас закачу.
— Почему?
— Потому, что ты стоишь на пути моего вдохновения.
— У тебя хорошо идет работа?
— Первый класс! — Он раскрыл свою папку. — Дело движется, идет, дело движется вперед. Скоро станут две плотины на реке.
— Ты разве делаешь плотину?
— При чем тут плотина?
— Ты же сказал: две плотины.
— Чудак! Это песня такая. Слушай, а ты вообще-то имеешь представление, чем я занимаюсь?
— Так, в общих чертах.
— Да, — сказал папа, — надо будет сводить тебя на завод.
— Ну и своди.
— Ну и свожу. Эх, — сказал папа, — тупое ты все-таки существо. Неужели тебя совершенно не интересует техника?
— «Техника — молодежи» — мой любимый журнал.
— Да. Но ты, к сожалению, вычитываешь там только одни идиотские гипотезы. Голова у тебя как мусорный ящик. Учти, чтобы быть Сашей, мало уметь мыслить. Надо еще быть очень грамотным, очень образованным человеком.
— А как ты думаешь, Костя хочет на ней жениться?
— Не знаю… Во всяком случае, я бы на его месте хотел.
— И я бы хотел.
— Ну, ну, — сказал папа. — Нашел тему для разговора. Молод еще. Вытри сопли и ступай спать. Послезавтра тебе в школу, ты не забыл? Имей в виду, что учеба — это… Ты слышишь, что я говорю?
— В сон меня что-то клонит, — сказал я.
— Пошел вон отсюда, — сказал папа.
…Сколько шуму, сколько народу! За лето я уже отвык.
— Привет.
— Привет.
— Ты с кем будешь сидеть?
— Не знаю.
— Садись со мной, — сказал Васька Плотников.
Все засмеялись.
В прошлом году всю зиму Васька сидел один на самой последней парте. Время от времени к нему кто-нибудь пересаживался, но долго выдержать не мог. Дело в том, что Васька иногда засыпает прямо на уроке и громко храпит.
— Садись, садись, — сказал Славка, — будешь вместо будильника. Тоже красиво. У нас, между прочим, новый классный. Я видел его. В очках.
— А Яков Борисович?
— Яков заболел. Рак у него, говорят.
Славка Саяпин — наш староста. Он почти круглый отличник. Только по математике у него четверка. Ему, наверное, приятно, что теперь у нас новый математик. Яков Борисович Славку не очень любил и всегда к нему придирался.
— Нельзя же быть таким зубрилой, — говорил он. — Стихи надо заучивать. А теоремы не надо. Ставлю тебе четверку. Ты знаешь, за что? Нет? А ты подумай.
Вообще-то Славка действительно зубрит. Я видел один раз, как он готовит историю. Читает, читает одну страницу пока не выучит наизусть. А потом читает другую страницу.
— Садись со мной, — сказал Славка. — Мне со Светкой надоело. Трепануться на уроке — и то нельзя. Слушай, а это правда, что твою девушку Лигия зовут? Редкое имя какое! Верно? Ты пригласишь ее к нам в школу на вечер?
— Посмотрим.
Васька был страшно доволен, что я сел за его парту.
— Я в этом году не буду спать, — сказал он. — Совсем. Нисколько.
— Летом выспался?
— Да нет, — сказал он, — дело не в этом. У меня, понимаешь, отец запивал. Нелады у них с мамой были. А теперь Саша их помирила. Помнишь Сашу?
— Еще бы!
— А ты был потом еще в парке?
— Нет, а что?
— Сняли этот портрет.
— Жалко, — сказал я.
— Почему? Плохой же портрет, — сказал Васька. — И надпись дурацкая. Там должно быть написано не «зверски погиб от руки кулаков», а «зверски убит кулаками». Понимаешь? Я им так и объяснил.
— Кому?
— Ну этим, которые там работают.
— Ох и чудак же ты, Васька!
— Почему это я чудак?
— Да уж не знаю почему. По природе, наверное. Как ты думаешь, с кем Светка сядет?
— Со Славкой, конечно. С кем же еще?
Светка Мокрина очень хорошо учится. А кроме того, в школе ее считают самой красивой и самой талантливой. Она пишет стихи. Со Славкой они дружат уже несколько лет; вместе ходят в школу и из школы, иногда вместе готовят уроки и всегда сидят за одной партой.
— А тебе нравится Светка? Слышишь, что ли?
Но Васька не слышит.
— Что-то долго звонка нету, — говорит он. — У нас какой первый урок?
— Математика.
— Значит, сейчас директор придет.
И действительно. Не успел Васька это сказать, как дверь с шумом открылась и в класс мелкими быстрыми шажками влетел Гришенька, а следом за ним вошел какой-то важный, совсем не учительского вида человек, в больших темных очках и в черном костюме.
Все-таки Васька удивительно тупой человек. Он никак не может сообразить, что очкастый — это вовсе не Яков Борисович.
— Я, я! Можно мне?
— В чем дело, Плотников? Тебе что-нибудь непонятно?
— Да нет, Леонид Витальевич, — говорит Васька. — Мне все понятно. Только мне кажется, что эту задачу можно решить проще.
— А разве я решил сложно?