Родька

— Ху-ху-ху! Хорошо, — сказал Славка, хватая бутерброд с сыром.

— А ты что не пьешь? Боишься?

Женя повернулась ко мне, и ее лицо показалось мне знакомым.

— А чего бояться, — сказал я, — просто не хочу торопиться.

— Ха-ха! — сказал вдруг бородатый, тоже поворачиваясь ко мне. — Пей, мальчик, не порть компанию.

— Пей, пей! — сказал Гришка, улыбаясь.

Светка тоже улыбалась и смотрела на меня. Было такое ощущение, что все от меня чего-то ждут. В этот момент, если бы я умел, конечно, хорошо было бы пройтись на руках или сделать еще что-нибудь в этом роде.

— Нет, что-то ему пока не острится, — сказал Гришка, как бы извиняясь.

— А вообще? — сказал бородатый.

— А вообще посмотришь. Ему только раскачаться. Нечего человека торопить, времени у нас сегодня вот так!

Все, кроме Жени, почему-то рассмеялись, но уже не весело, а как-то так, как будто им было неудобно за меня. И разговоры вдруг пошли торопливые, громкие.

— Надо кофе пить, — сказал Гришка. — До Нового года еще целый час. Успеем завершить полный круг, а потом начнем все сначала. Женечка как бы там насчет кофе?

— А я хочу чаю, — сказала Лигия.

— Можно и чаю. Сейчас все будет.

Женя пошла на кухню, и я, допив свою рюмку, тоже пошел за ней.

— Хотите, я вам помогу? Я все умею.

— Ишь ты! — Женя посмотрела на меня с презрительным удивлением. — Чего это ты мне выкаешь? Разве я старуха?

— Да нет, это я просто так. Давай я тебе помогу. Ты умеешь кофе варить?

— А чего тут не уметь?

— Э-э, нет, — сказал я. — Варить кофе — большое искусство. Я по напиткам всегда с прибытком.

Я вспомнил, как бородатый колдовал у нас на кухне, и смело пошел по его стопам. По его рецепту был заварен чай со щепоткой соли. Потом я намолол кофе. Под руку мне попались маленькие аптекарские весы. И я стал делать вид, что развешиваю сахар и кофе по какому-то сложному рецепту. Женя смотрела на меня с интересом.

Когда кофе сварился, мы пошли в комнату. Женя — первая, а я за ней.

Пока мы были на кухне, в комнате все переменилось.

Слава держал Лигию за руку и, чуть покачиваясь, читал ей стихи, которые вот уже полтора года он читает на всех вечерах:

И я
      достаю
                  из широких штанин,
дубликатом
                   бесценного груза…

Светка одна сидела на диване и перелистывала какую-то книжку. Бородатый и Гришка сидели за столом и шумно беседовали.

— Есть чай, — сказала Женя.

— И кофе, — сказал я.

— К черту, — сказал бородатый. — Давайте веселиться. Где музыка? Я хочу танцевать. Лигия, иди сюда!

Гришка вздохнул и пошел включать магнитофон.

Заиграла музыка. Это была та самая джазовая лента, которая, сколько я себя помню, кочует по всему городу. В каждом доме она, и в ресторане ее играют, и даже иногда на улице.

«Марина, Марина, Марина», — и так далее.

Слава пошел танцевать со Светкой, Гришка с Женей, а бородатый с Лигией. Бородатый все время шептал Лигии что-то на ухо, она смеялась, смеялась, а потом покраснела вся и стукнула его по лицу. Бородатый даже не поморщился. Он встал перед Лигией на одно колено, проговорил что-то, и они опять стали танцевать.

«Марина» кончилась, и тут же началась опять. Танцу не видно было конца. Сначала я с интересом смотрел, как кто танцует, а потом мне стало скучно, и я опять пошел на кухню.

Там было темно, и в большом голубоватом окне было видно, как идет тихий, медленный снег.

— Родя! Родька! Ты здесь?

Я обернулся. В дверях стояла Светка.

— Ты не мог бы меня проводить? Я плохо себя чувствую.

— А где Славка? Он не хочет?

— Я не хочу. Пускай себе танцует с этой Лигией. Неужели она такая красивая? Как ты считаешь?

— Ничего. Средняя.

— А почему же все так около нее увиваются?

— Не знаю. Ты поэтому уходишь, да?

— Нет. Просто мне скучно. Пойдем, я недалеко живу. Потом вернешься. Как раз к двенадцати часам поспеешь.

— Ты в самом деле хочешь уйти?

— Вот уж действительно! Не хочешь, не надо, я и сама доберусь.

Она прошла через коридор к вешалке и стала одеваться.

— Погоди!

Я тоже стал одеваться.

На улице было хорошо. Шел снег. Ветра не было совсем.

Мы шли, и я чувствовал, что Светка хочет, чтобы я ей что-то сказал. Но я не знал что. Да и вообще не хотелось говорить. Молча мы дошли до Светкиного дома. В окнах ее квартиры горел свет, слышалась музыка.

— До свидания, спасибо, — сказала она.

— На здоровье, — сказал я.

Снег, снег падал белый, пушистый.

К Гришке, конечно, в тот вечер я уже не вернулся. К Леониду Витальевичу мне что-то тоже расхотелось идти. Я пошел прямо домой и лег спать.

Папа и Костя пришли уже под утро. Но я ничего не слышал.

За последнее время много накопилось непонятных вещей. Раньше поговорил бы с папой — и все. А теперь просто некогда. На завод я не хожу, а по вечерам папа дома почти не бывает. То он идет играть в бильярд, то в гости куда-то.

— Посидел бы сегодня дома. Посвятил бы себя семейному очагу.

— Угу.

Неуютно, как будто не в своей комнате, а где-то в зале ожидания, папа сидит за столом и читает газету. Может, неприятности на заводе, а может, еще что-то.

— Да брось ты свою газету! Поговори со мной.

— Сейчас, сейчас. Одну минутку.

Он дочитал какую-то статью и положил газету.