— Нет, это уже совсем другое. — Папа взял телеграмму, вычеркнул «мечту» вместе с последним «ура», а вместо этого написал: «Ваш Родион».
— Ну как?
— Ничего. Надо было написать: «Твой Родион».
— Пускай, пускай, — сказал папа. — Так тоже правильно.
…Март приближался к концу. Никакой весны, конечно, еще не было, но днем иногда уже капало с крыш, и было в воздухе что-то такое, отчего не сиделось дома.
Странное состояние вдруг нападает на человека. Так и тянет, так и манит куда-то А куда — неизвестно.
С той самой минуты, как мы отправили телеграмму, я просто места себе не нахожу. Мне кажется, надо что-то делать. Но что? Чемодан мы уже сложили. С директором папа договорился.
На папу Гришенька произвел большое впечатление.
— Вот это человек! Вот это я понимаю, — сказал он, вернувшись из школы. — Старая гвардия! Ручная работа, мадам, теперь таких не делают. Ты думаешь, я ему что-нибудь объяснял?
— А как?
— Я просто сказал, что в силу некоторых обстоятельств нам с тобой нужно отлучиться. Он спросил на сколько. Я сказал, что на две недели. Деловой человек. Сразу же стал торговаться. «Три дня. Достаточно?» — «Мало». — «Четыре». — «Мало». — «Ну хорошо. Неделя — и перейдем к другим делам».
— А какие другие дела?
— Никаких. Просто ему хотелось поговорить.
— И о чем же вы беседовали?
— Проще рассказать, о чем мы не беседовали. Ты знаешь, как он говорит по-английски?
— Ты с ним говорил?
— Конечно. Чем-чем, а этим я никогда не упущу случая похвастаться.
— А он?
— Он тоже хвастунишка. Но я его побил.
— Ты уверен?
— Можешь спросить у своей «англичанки». Она сидела в учительской, мы ее пригласили. Кстати, тобой она тоже довольна. Говорит, что ты прилично переводишь.
— Прилично! Я перевожу как бог! Как машина! Хочешь, покажу?
Я взял с ночного столика папину английскую книжку и стал читать так, как будто она была на русском языке. Я даже сам удивился, как это здорово у меня получилось. На двух плотных страницах, почти без диалога, мне встретилось только три незнакомых слова, да и то папа не заметил.
— Н-да! — сказал он. — Бог не бог, но как машина — пожалуй. Ничего не скажешь, чистая работа. Кстати, от Кости телеграмма. Я тебе не говорил?
— Нет. А что он пишет?
— Почитай. Вот она, на столе.
Хотя папа говорил все это спокойно и совсем не казался расстроенным, я сразу понял, что телеграмма плохая.
Так оно и было.
«Неудачно выбрали время. Уезжаем длительную командировку. Привет всем. Ваш Костя».
— Интересно, кому это всем?
— Мне, тебе.
— А еще?
— Не знаю. Может быть, Саше. Что-то не видно ее в городе. Наверно, уехала. Ты бы спросил у этого своего… У Васьки.
— Значит, мы не едем?
— То есть как «не едем»! Я уже билеты взял.
— На самолет?
— Конечно!
Мы могли лететь просто. Садимся в Благовещенске на АН-10. Три посадки, а четвертая уже в Москве, на Внуковском аэродроме. Но папа решил лететь через Хабаровск.
— Представляешь, посадят нас в Иркутске и сиди жди, когда откроется Новосибирск. А март это же тебе не январь. И сутки может погоды не быть, и двое. Я на работе консультировался. Все за Хабаровск.
— А думаешь, через Хабаровск мы не засядем?
— Чудак! Там же ТУ-114. Никаких промежуточных посадок. Тут взлетели, там сели. Восемь часов — и мы в Москве.
— А ты раньше никогда не летал?
— Раньше летать не было смысла, одна морока. Я в основном ездил. Между прочим, тоже не плохо. Пейзажи, попутчики, то, се… А самый момент подъезда! Представляешь, за окном уже начинают мелькать пригороды. Вдали высотные дома. И по радио — с чувством, почти как Левитан: «Внимание! Внимание! Дорогие товарищи! Поезд прибывает а столицу нашей Родины Москву!»
— Так и говорят: дорогие товарищи?
— По-моему, да.
— Вот здорово! Давай обратно поедем на поезде?
— Что, тоже хочешь быть дорогим товарищем?
— Конечно. То ли дело: «Внимание! Внимание! Любезные братья и сестры. Дражайшие пассажирчики, поезд прибывает в столицу Амурской области, город Благовещенск!»
— Очень смешно, — сказал папа.
— Почему же ты не смеешься?
— Во всем надо знать меру. Тут сострил, там сострил. А на третий раз воздержись. В этом тоже есть своя прелесть. Вот ты попробуй, я уверен, тебе понравится.
До Хабаровска мы летели на маленьком, старом самолете ИЛ-14. Но мне все равно понравилось. Мы с папой сидели с правой стороны на самом первом сиденье, и, когда летчики входили и выходили из кабины, видно было все, что там внутри: тысяча приборов, миллион циферблатов. Бедные, бедные, как они только не запутаются!
Я посмотрел на папу. Вот кому бы, наверное, шла летная форма.
— Ты бы мог стать летчиком?
— Вряд ли.
— Значит, ты трус?
— Нет. Просто высота не моя стихия. Это разные вещи.
Слева от нас у окошка сидел совсем еще молодой летчик и ел пирожок.
— Многие боятся высоты, — сказал он. — Моя жена, например, как только выйдет на балкон, так сразу у нее головокружение. Представляете?
— Очень даже представляю, — сказал папа. — Но если она не летчица и не верхолаз, это не страшно.