Родная речь, или Не последний русский. Захар Прилепин: комментарии и наблюдения

Что будет дальше, я не знаю, если бы знал — написал. У меня есть только невнятное ощущение — оно выражено в последней фразе романа. Мы не проиграем. Но это не значит, что подобные нам завтра придут к власти. Россия непредсказуема.

Роман Рудин

публицист [ «Вперёд»]

В России востребована реальная дееспособная организация с социалистической идеологией — пусть не особо большая, но добивающаяся зримых результатов на местах и занимающая поле, платформу для последующих свершений. Организация радикальная по сути, а не по форме. Имеющая неспешный, но более-менее проработанный план работы. Ставящая не фантастические, но реальные цели. Привязывающая теорию к окружающей действительности, а не наоборот. Организация простых живых людей, а не бессердечных «сверхчеловеков», жаждущих похоронить всех вместе с собой.

Вот это было бы не кино… Это было бы по-настоящему здорово…

И ещё. Книга Захара Прилепина напомнила мне роман японского писателя Юкио Мисимы «Мчащиеся кони». Там тоже действует радикальная молодёжная организация — «Союз Божественного Ветра» (даже название похоже на прилепинский «Союз созидающих»), и там тоже герои готовы погибнуть во имя своих добрых чистых идей. Погибнуть без смысла. И они погибают, не добившись по сути ничего, удовлетворив только собственную тягу к жертвенности и самоутверждению.

В общем-то, такие книги как прививка… если их правильно понять.

Людмила Зуева

журналист [ «Биржа», 2006]

— Санькя? — переспрашивают почти все, кто впервые слышит название романа Захара Прилепина. — Это нечто китайское (предупреждение, например), или куда же без собственного «Я»? Возможно. Но скорее, это нежность в твёрдом переплете.

Книга Прилепина вышла действительно не в мягкой обложке — но дело не в этом. Сам роман очень жёсткий. Политически нетерпимый, провокационный, кричащий и даже срывающийся на звериный рык. Своевременный — как мало сейчас о настоящем, и без фэнтези. Разбивающий российский гламур вдребезги, обливающий его всякой гадостью и оголяющий его помоечную сущность. Это всё так и не так — одновременно. Всё зависит от зрения читателя.

По мне, так Прилепин в общечеловеческое копал — порой грубо, ковшом экскаватора поднимая на поверхность самое прекрасное, самое дорогое — неравнодушие. Расшатывая фундамент так модного сейчас думания людей только о самих себе.

Но это всё общий план, в полутьме. Думаю, надо щёлкнуть несколько раз вспышкой и выхватить отдельные фрагменты.

Санькя — так нежно называли главного героя его бабушка и дед. Так же нежно они к нему и относились. И вообще, нежности в романе много — словно автор разлил её по страницам. Она нередко мешается с кровью и болью — но остаётся. Словно именно из этой самой нежности (трепетном отношении к родителям, к Богу, к родине, к любимым людям, к истинной красоте) и рождается в героях жестокость. И кажется, нежность не только подчёркивает эту жестокость в романе, но и оправдывает её.

У неё было лицо, как открытый перелом — так вот просто и насквозь понятно описывает Прилепин ту, которую любил Санькя. Правда, она больше любила лимоны. Появление этих цитрусовых в книге не случайно — речь там, как не крути, о нацболах, и фигура Эдуарда Лимонова вырисовывается как бы сама собой. Он всегда за кадром, но его присутствие всегда слишком очевидно: «Она высосала кусочек лимона…».

Конечно, нежность между этой девушкой и Сашкой тоже случилась. И описанное в романе безусловно непристойно — однако талант писателя превратил это непристойное в божественное.

Что ещё?.. О матери Саньки, об отце, о бабушке с дедом, о народе, о тех «головорезах», которые отчаянно готовы биться и погибать не за себя, а за других, за Россию? Но зачем? Их не описать, не вырвать из контекста — не высветить должным образом. Они растворены в романе — они его главная боль, и всё-таки — надежда.

Андрей Рудалёв

критик, публицист [ «ИА Регнум», 19.09.2019]

Герой Прилепина — наш Егор Прокудин из «Калины красной» Василия Шукшина, который в финале обнял берёзки: «Это всё моё, родное». «Санькя» — надежда на возрождение человека. Наш современный человеческий ренессанс после многих лет стыдного блуждания впотьмах. Вместе с ним мы все, как блудные дети, зажав крестик во рту, вернулись к себе на родину, теперь осталось её обустроить…

«Санькя» — роман-пробуждение. Выход из русской зимы и мерзлоты, которая в девяностые, казалось, будет вечной, как страшный и стыдный сон. И вот эта летаргия прервалась, и люди услышали понятные и простые вещи, в которых звучала родная интонация. Тогда стало понятно, что вот из России пришёл близкий человек, и он здесь местный, и он — брат. Братство — это глубочайшая укоренённость и растворённость в истории и культуре отечественной цивилизации, трансляция её духа и музыки, исходящей не из мыслительных формул, а из самой человеческой сути, как дыхание, естественно.