Родная речь, или Не последний русский. Захар Прилепин: комментарии и наблюдения

Очень важно, что Прилепин описал это явление. Оно шире, чем лимоновское движение. Прилепин описал состояние молодых умов, этот радикализм, с одной стороны, нигилизм, а с другой стороны, жертвенность во имя идеи, во имя имперского мифа. И это для всех открытие.

Молодёжь всё больше и больше втягивается в политическую жизнь. Либо её туда вталкивают. Представители более старшего поколения чувствуют, что они не в состоянии выйти на улицу, они уже утратили эту энергетику, они хотят себя подпитать этой молодой кровью, молодым мясом. Есть пушечное мясо, есть политическое мясо. Все эти организации — «Наши», «Идущие вместе», «Молодая гвардия» — это такое политическое мясо, которое вербуется властью.

Может быть, кажется, что это большая сила — потому что их много. Но, с другой стороны, это ничтожная сила — потому что она не окрылена идеей. Они не готовы умирать за свою идею. Небольшая группа людей, способных умирать за идею, может совершить очень много.

Покойный Зиновьев, когда он вернулся в Россию, сказал, что если бы в стране нашлось десять тысяч человек, способных умереть за Родину, то не было бы ни ГКЧП, ни ельцинской революции. В России тогда не нашлось такого количества подобных людей.

Прилепин показывает, что их количество сегодня нарастает. В России появляются люди, готовые умирать. Это люди войны. Если сравнивать их с теми, кто нанят властью, то можно сказать, что это абсолютно полярные люди.

Язык книги — это очень хороший, добротный русский традиционный язык, достаточный для того, чтобы изобразить вот эту группу явлений, группу людей, этот слой новой пассионарной молодёжи, очень жестокой, очень жертвенной, очень циничной и идеальной одновременно с этим.

Лев Данилкин

писатель, критик, публицист [ «Афиша», 05.04.2006]

Прилепин-писатель работает резкими, отрывистыми движениями — ломает и гнёт синтаксическую арматуру, а потом наотмашь кидает на неё куски глины, быстро долепливает рельеф, не церемонясь с материалом, будто назло кому-то неестественными инверсиями добиваясь нужного эффекта, — получаются грубые, шероховатые, мосластые, люмпенизированные языковые тела, словно покорёженные напором витающих в атмосфере потоков ненависти, любви и агрессии.

Эффект есть, и стиль романа соответствует содержанию, в нём тоже — выброс тестостерона, и да, у Прилепина хорошо получается писать драки, митинги и погони. Другое дело, что когда та же манера используется применительно к «мирным» кускам, получается претенциозно; это режет слух, и довольно часто. Почему он не может остановиться?

Похоже, для Прилепина борьба с «гладкописью» — момент, существенный сам по себе; для него важно всё время насиловать язык, держать градус, вышибать из текста «литературность», которая, не исключено, воспринимается им как своего рода стилистический аналог социальной чуждости, буржуазности.

Роман Сенчин

писатель [ «Литературная Россия», 23.02.2015]

По крайней мере, в литературе, на бумаге Захар Прилепин продолжил извечный классовый бой. Такие искренние, взбадривающие книги — редкость.

Особенно сильны в романе главы о вымершей уже среднерусской деревне, которая веками была кормилицей и оплотом страны. Уже не поднимающийся с постели дед Саньки олицетворяет то ушедшее поколение, которое умело и работать, и воевать, и терпеть голод. А после него — провал, вязкие, мелкие волны рождающихся и умирающих (быстро гибнущих) людей.

И Санькя со своими ровесниками, может быть, первое за долгое время поколение, способное на самоубийственный, но настоящий поступок… Конечно, несколько фантастический у романа финал, и в то же время на редкость сегодня оптимистический. Своего рода, это программа действий для тех, кто желает справедливости. И в то же время у автора трезвое отношение и к своему герою, и к его соратникам.

Захар [интервью «МК»]

Я много времени провёл в партии, среди нацболов, несколько лет являлся одним из неформальных руководителей нижегородского отделения партии. В то же время я никогда не был профессиональным революционером и себя за такового не выдаю. У меня, например, есть редкий опыт: во время митингов и шествий я бывал по разные стороны кордона. И в качестве разгоняющего митинги, и в качестве митингующего. Поэтому мне более-менее ясна психология обеих сторон.

Роман написан по нескольким причинам. Одна из них: попытка остановить нарочитое упрощение ситуации в России, в том числе и ситуации вокруг так называемого молодёжного экстремизма. Если власть и СМИ будут с тем же остервенением записывать в «экстремисты» всех кого ни попадя, это может закончиться нехорошими вещами. Это своеобразное предупреждение с моей стороны.

События в романе не являются точным слепком с партийной деятельности — и я нарочно переименовал партию в «Союз созидающих», чтобы никому в голову не пришло обвинять партию в попытке государственного переворота.