Родная речь, или Не последний русский. Захар Прилепин: комментарии и наблюдения

Захарка (протаганист) вроде бы совсем простой: простой добрый ребёнок, подросток с шальными мыслями, солдат, могильщик, охранник-вышибала, но — с профилем Блока на сердце.

Лирический мир Прилепина в этих рассказах напоминает лирическую атмосферу Бориса Рыжего. С одной стороны, это светлая память о прошлом, о сладкой боли неизбывной любви и безвозвратно ушедшей молодости. С другой, это разговор с мертвецами на кладбище. Это Блоковско-Рыжая тема человека виновного за то, что он единственный живой на этом кладбище. Поэтому от этих строчек иногда отдаёт едким запахом спирта, сырым запахом кладбищенской земли. Призраки летают по страницам.

Казалось бы, что могут поведать серые панельки спальных районов? Но если внимательно вглядеться в эти закопчённые пылью жилые массивы, можно увидеть лик Достоевского.

Вот, на восьмом этаже в окне горит свет. Точнее сказать не горит, а тлеет жухлая, одинокая лампочка. Перемотай всю жизнь, и ты увидишь грустное кино: вот первое сентября, первая любовь, вот первая драка-кровь в раковине, а вот фотопортрет ушедшего на войну солдата. Вот выносят гроб. Чёрт подери, лифт небольшой, а выносить гроб с восьмого этажа проблематично. Цинизм могильщиков. В подъезде на корточках дежурит шпана, спёртый запах перегара. Тот, что в чёрных в три полоски трико, скоро станет авторитетом, но долго не проживёт.

А что за окном? Ведь за окном золотая осень и всё те же ветераны, что играют в домино. Золотые кресты божьих храмов пронзают небеса. И солнце встаёт каждый день в этом районе, как Архангел Михаил над поверженным дьяволом.

Какие драмы, боже праведный, происходят внутри этих серых стен хрущёвок и панельных домов!

Кто-то презрительно скажет: мол, апология мещанства, пошлость.

Нет, это — невыносимая бренность бытия.

Святой бред жизни русской.

Иными словами, рассказы Прилепина — это о том, как «Страшно впасть в руки Бога живаго!».

Владимир Бондаренко

критик, публицист [ «Завтра», 30.04.2008]

Мне у Захара Прилепина нравится всё. В том числе и стихи… там — душа его. Его личные переживания, которые в прозу не помещаются. И о любви, и об Империи нашей. В прозе ему как бы стыдно говорить напрямую о любви к Родине. Вот и пишет в стихах:

Для вас Империя смердит, а мы есть смерды
Империи, мы прах её и дым,
Мы соль её, и каждые два метра
Её Величества собою освятим.

Поразительно: самая жёсткая проза, почти на грани чернухи, — и при этом на каждом метре пространства освящение её, Родины своей, дома своего, друзей и близких своих. Грешный поневоле, а святой как бы изначально.

Может, из таких, как Захар Прилепин, в давние времена и уходили в монастыри — Соловецкий, Валаамский, Трифоно-Печенгский, Аляскинский, на самые рубежи нашей Родины, и молясь, и воюя за земли её. Сильный русский человек на грешной земле.

Премии. «Национальный бестселлер»-2008

Михаил Трофименков

искусствовед [ «Коммерсантъ», 10.06.2008]

В Петербурге в зимнем саду гостиницы «Астория» прошло вручение всероссийской литературной премии «Национальный бестселлер», созданной переводчиком и публицистом Виктором Топоровым. Восьмым лауреатом «Нацбеста» стал прозаик Захар Прилепин.

«Нацбест» был задуман как театральное действо: недаром ведущий церемонии Артемий Троицкий несколько раз сравнил его с «Евровидением». Но театральность не синоним легковесности. Ноу-хау «Нацбеста»: прозрачная процедура номинаций, прилюдное голосование жюри, отказ от деления писателей по идеологическим принципам и цехового формирования жюри. Виктор Топоров печалится, если побеждает писатель с устоявшейся репутацией. Но счастлив, если премия аукнется скандалом, как в 2002-м, когда победил «Господин Гексоген» Александра Проханова, и тем более если она «откроет» писателя: так, год назад победила притча «Путь Мури» преподавателя военно-морского училища историка Ильи Бояшова.

Захар Прилепин вне категорий. Хотя он и возглавлял нижегородское отделение НБП, в его победе нет политического привкуса. Хотя он пил чай с президентом Путиным и бурно выступал в «Школе злословия», он ещё не примелькался. Один из лучших российских прозаиков буквально ворвался в литературу романами «Патологии», основанном на опыте двух чеченских войн, и «Санькя» — жестокой и отчаянной балладой о провинциальном революционере. Оба романа выходили в финал «Нацбеста».

Но победу «Греха», романа в новеллах, не назовёшь «исправлением несправедливости». Некоторые новеллы из романа, суммы деревенской и военной памяти автора, опыта работы могильщиком и вышибалой, — отличная мужская проза, напоминающая новеллы Эрнеста Хемингуэя, знаменитых «Убийц» и «Ночь перед боем».

Упрекнуть автора можно лишь в том, что он наслаждается тем, как владеет словом, словно купается в тексте, не скрывая счастья сочинительства, даже если пишет об очень мрачных вещах.

Захар