— Это я так, ерунду сказал, ничего не надо, пап, мы сами справимся.
— Что значит сами? — Наталья встала из-за стола. — Ты двух слов связать не можешь! Вырастили подкаблучника! — она не спрашивая разрешения, открыла форточку и закурила прямо на кухне. — Вы же у нас такие справедливые! Просто образец чести и совести! Не то, что мы! Так давайте тогда будет делать всё по справедливости! — она стряхивала пепел мимо пепельницы. Серый пепел падал на кружевную салфетку, застеленную на подоконнике.
Тамара Ильинична присела на край стула.
— И в чём же, дочка, я была несправедлива к тебе?
— Ха! — Наталья зло рассмеялась. — Ко мне вы никогда не были справедливы! А собственного сына вы вообще обокрали!
Иван Фёдорович оторвал взгляд от пола.
— Зачем ты так, Наташа? Что мы сделали тебе плохого?
— Какая наглость! Вы ещё смеете спрашивать? Я не буду молча на это смотреть! На кого вы переписали этот дом? Может, вы поделили его поровну между своими детьми? У вас их двое! Но только вы, наверное, об этом забыли. Хотя нет, не забыли, вы это сделали умышленно.
— Наш сын сам сделал свой выбор. Он сам решил, как, с кем и по каким законам ему жить. Он забыл о нас, он был нечестен с нами. Я не этому его учила, — голос Тамары Ильиничны дрожал. Она медленно перебирала пальцами бахрому на скатерти. — Ты предал нас, Владушка. Я думала, что никогда не скажу это тебе в глаза, но приходится. Ты забыл мою любовь, забыл мою преданность! Ты наплевал на прошлое. Ты выбрал комфортное настоящее, — она сглотнула подступившие слёзы. — Когда я учила тебя ходить, ты падал, а я тебя поднимала и терпеливо, согнув спину, шла рядом. А когда мне понадобилась твоя рука помощи, ты одёрнул её и не захотел помочь мне научиться ходить заново.
Она встала из-за стола и подошла к плите. Дрожащими руками она налила воду в чайник и поставила его на плиту.
— Я испекла твой любимый «Медовик», — она достала из холодильника огромный торт. — Ты с детства обожал его. Мог рассказать мне все секреты за один лишь кусочек, — она грустно улыбнулась, погрузившись в воспоминания тех дней. — Мы с отцом считаем, что поступили по справедливости, подарив дом Юле. Она не отходит от меня ни на минуту. Сейчас она мои руки и мои ноги. Я надеюсь, что она сохранит дом и не продаст.
Наташа громко вызывающе рассмеялась.
— А где она была до этого лет так пятнадцать? Жила в своё удовольствие? А тут вдруг на неё снизошла Божья благодать и она решила заботиться о родителях.
— Я не собираюсь перед тобой оправдываться, Наташа. Это наше с отцом решение, и оно не подлежит обсуждению. Точка.
— Хорошо. Вам это ещё аукнется, — Наташа снова закурила. — Влад, тебе тоже надо было приехать пару раз, тряпкой дома помахать, глядишь, и тебе бы полдома отвалилось.
— Наташа, перестань, — Влад не отрывая глаз смотрел в одну точку. — Закрой свой рот! — он с такой силой ударил по столу, что несколько чашек выпрыгнули из блюдец. Он вышел из кухни, так и не подняв глаза, чтобы посмотреть на отца и мать.
Ещё несколько минут из кухни доносился возбуждённый голос Натальи Васильевны. Ровно через час всё семейство Филипповых на новенькой «БМВ» рассекало родные просторы, спеша домой.
— Это было моё решение уехать, — сделав глоток кофе, сказал Влад. — Я знал, что не смогу смотреть им в глаза. Я знаю, вы думаете, как это он не приезжал, ему было всё равно, а тут совесть проснулась. Мне в жизни не было так стыдно! Когда я заглянул в глаза отца, я понял, сколько же я потерял! И самое страшное, что наверстать уже не получится. Никогда! — он со злостью скомкал салфетку и бросил её на пол.
— Тебе не следует во всём полагаться на мнение Наташи, — спокойным голосом сказал полковник, — может, это не моё дело, но я не могу больше молча смотреть, как ты хоронишь себя.
— Я знаю. Ты прав. Я ненавижу себя за свой характер! За свою мягкотелость, за безвольность. Я искренне любил эту женщину, поэтому и слушал её во всём! — с минуту он молчал. — Знаете, в чём проблема?
— В чём?
— В том, что я снова её послушаю. Подчинюсь и сделаю так, как она хочет. Это как наркотик. Да, я наркоман. И вряд ли уже излечусь.
Александр Петрович смотрел на кружку. Казалось, что он не слышит, о чём говорит Влад, и полностью погружён в свои мысли.
— Саша, ты слышишь меня? — он дёрнул полковника за рукав.
— Прости, я просто не выспался, — Виноградов потёр гематомы на шее.
— Это ещё что? — Влад встал из-за стола и подошёл к полковнику. Он одёрнул воротник свитера.
— О господи! Откуда это?
Александр Петрович всматривался в лицо брата. Эмоции были искренними.
— На меня напали за полчаса до твоего приезда.
— Кто? Как? Где?
— Пока он спал, кто-то проник в дом и попытался задушить Сашу ремнём от брюк, — Беляк не дал другу открыть рот. Он опустил глаза и посмотрел на талию Влада, где виднелся кожаный коричневый ремень.
Влад словил взгляд Беляка и дотронулся до ремня.
— Вы думаете, что это я? — он сделал несколько шагов назад. — Вы с ума сошли?
— Мы ничего не думаем, — полковник следил за поведением брата. — Это твоё умозаключение.